У чайханы на подмостках три огромных самовара разводили пары, как три парохода. А целая флотилия крутобоких чайников окружала их. Ягана спрыгнула с машины и любовалась самоварами и усатым их капитаном в бархатной тюбетейке, разносившим чайники жаждущим за столиками и на традиционных нарах, застланных коврами. Для нее, отшельницы, эта чайхана в областном городе выглядела парадно, как столичный ресторан. В стеклянной банке стояли розы, отражаясь в самоварах — во всех сразу, будто нарисованные на их сверкающих, надраенных боках.
Народу было полно…
Ах, ведь воскресенье!.. Нет лучшего отдыха, чем скинуть обувь, полуприлечь на ковре под зеленой сенью с чайничком чая и, потягивая пахучую влагу, дышать прохладой, долетающей с Ляби-хауза, от брызг, поднимаемых мальчишками, и смотреть, как вокруг тебя течет жизнь.
Вон уличный фотограф повесил черное полотно на ослепительно-солнечной стене. На его фоне ваша красота будет ярче. Рядом витрина непревзойденного мастера. Тут и девушки в бескозырках с надписью «Балтфлот» — возможно, она сохранилась у фотографа от службы, которую заменил артельный промысел, возможно, ее оставил заглянувший сюда моряк, чей-то сын, чей-то дружок, возможно, сшили для эффекта, но девушкам почему-то очень нравится сниматься в ней, и она им, правда, к лицу… Тут и ребята на паспортных карточках… Вероятно, и тот, и тот уже где-нибудь в Кызылкумах, ведь она, пустыня, в ста километрах… Ищут нефть, ищут газ, бурят, строят… А может быть, еще дальше… Им нужны расстояния, сто километров для них — не прыжок, умчались куда-нибудь на Камчатку, на Енисей, на Волгу…
Парикмахер вывесил на улице плакат: «Добро пожаловать!» В дорогу надо прихорошиться… На стекле написано: «Маникюр». Смешно… Давно она уже не делала маникюра…
Между «Парикмахерской» и «Фотографией» сидит за лотком аптекарь с таинственными глазами, как Авиценна. Торгует снадобьями от всех болезней, изредка повторяя: «Покупайте антибиотики!». В сорока километрах отсюда, в кишлаке Афшана, родился его великий предок, философ и медик Абу Али ибн-Сина, и за углом, на площади, камень оповещает, что скоро здесь соорудят памятник.
Может быть, Абу Али ибн-Сина, прозванный Авиценной в европейском мире, сидел на том камне, которым отмечено место его будущего памятника, или на том, что лежит сейчас под вислоносым бухарским аптекарем. Здесь повсюду — у домов и бульваров — камни заменяют скамейки, на которые никогда не хватало дерева, и у иных ворот увидишь в камнях глубоко просиженные ямки — безмолвный след поколений.
