— Алишер! Умоемся, — коротко сказал Бардаш.
Когда час не разговариваешь, это звучит как примирение. Алишер с готовностью остановил «газик» у длинной постройки барачного типа и загремел канистрой.
— Все-таки добрались! — сказал он, довольный.
Да, добрались… А Газабад разрастался, как на дрожжах. Где тут первый барак? Сразу и не отыщешь… Почта, клуб… Шоферы построили из камней и железа эстакаду для машин.
— Смотри, Алишер! Есть где починиться.
— Хоп!
Возле бараков дерзко торчали прутики, которым предстояло когда-нибудь зазеленеть.
Бардаш сдернул рубаху и подставил ладони под горлышко канистры. Вода приятно холодила сухие пальцы. Он плеснул ее на лицо, потом на спину. Хорошо! Что за чудо — вода! Что за счастье, когда в этом пекле есть вода!
— Эй, эй! — остановил его наизлейший голос изо всех, какие он когда-нибудь слышал.
Из барака вышла толстая женщина в белом колпаке и фартуке повара. Бардаш ее не знал. И она не знала Бардаша. Две недели прошло, а как будто бы целый век. Газабад обрастал людьми еще быстрее, чем домами.
— Вы что это нарушаете закон поселка? — крикнула женщина. — Ах вы!
— В чем дело? — мирно спросил Бардаш. — Какой закон?
— Умываться разрешено только над саженцами. Конечно, без мыла! — грозно сказала женщина. — Сюда!
Она властно махнула рукой, и Бардаш и Алишер покорно перешли к прутику, торчащему из песка. Над ним и умылись.
— Вот так! — сказала женщина. — К кому приехали-то?
Подумать только, его уже встречали как чужого!
— К Дадашевой.
— Это вон туда.
Бардаш вытирался носовым платком, когда в уши ударил плотный и свирепый гудок. Женщина растерянно заморгала глазами. Алишер тоже не мог понять, в чем дело. Весь воздух заколыхался, стал одним нарастающим гуденьем. Гудело все громче и громче…
— Что это? — тревожно крикнул Алишер, опуская канистру к своим ногам.
Они не понимали, а Бардаш знал, что это. Это из какой-то скважины ударил газ. Он гудел, он ревел, как будто всему миру хотел заявить о себе. Постепенно его гуденье начало стихать, оставляя звон в ушах. Хорошо… Значит, газ управлялся. Стихия подчинялась руке человека. На вышке закрывали превенторы…
— Поехали! — крикнул Бардаш, кидаясь к машине.
Когда они подкатили к конторе, возле нее толпился народ и стоял радостный шум. С Бардашем начали здороваться — ведь это были все свои люди.
Он вошел в длинную комнату с письменным столом и графиками работ на стенах и увидел Ягану. Она еще держала телефонную трубку в руке. Ягана была сейчас самой счастливой женщиной на свете, глаза ее были полны счастья, и, как после самой долгой разлуки, взволнованно и обрадованно она крикнула:
