Он умолял Рене-Пелажи в письме от 6 марта 1777 года:
«Состояние мое ужасно до крайности, и если бы вы только могли полностью его осознать, ваше сердце, без сомнения, исполнилось бы жалостью ко мне. Нет у меня и никаких сомнений в отношении того, что они предпринимают все возможные усилия, чтобы нас разлучить: для меня это было бы последним ударом, которого я бы не пережил, и в этом вы можете быть уверены. Я заклинаю вас воспротивиться этому со всеми силами, которые в вашей власти, и понять, что первыми жертвами таких усилий станут наши дети: не бывало еще, чтобы дети были счастливы, когда нет согласия меж их родителями. Мой дорогой друг, вы – все, что у меня осталось на земле: отец, мать, сестра, жена, друг, все они воплотились в вас. У меня нет никого, кроме вас: не покидайте меня, умоляю, пусть не от вас я получу этот последний удар судьбы».
В том же письме он просил жену сделать все возможное, чтобы как можно быстрее вызволить его из заключения:
«Вызволите меня отсюда, мой добрый друг, вызволите меня, умоляю, ибо чувствую, что с каждым днем еще больше приближаюсь к смерти. Не знаю, почему они поступили настолько варварским образом, что отказали мне в просьбе иметь походную кровать: это была бы с их стороны совсем малая любезность, которая, по крайней мере, принесла бы мне некоторое облегчение и позволила бы забыть о своих несчастиях на несколько часов каждую ночь. Но, по крайней мере, немедленно пошлите мне простыни, умоляю. Прощайте, мой дорогой друг, любите меня так же, как я страдаю, – это все, о чем я вас прошу, и верьте, что я нахожусь на пике своего отчаяния».
И все же некоторые письма от Рене-Пелажи доходили до маркиза де Сада, и они доставляли ему подлинную радость. И после этого он с новыми силами принимался за письма к ней. Вот, например, его письмо от 18 апреля 1777 года:
«Совершенно верно сказано, мой дорогой друг, что замки, возведенные в таком положении, как мое, покоятся лишь на песке, и что все идеи, возникающие в мозгу, – лишь иллюзии, которые рассыпаются в прах, как только родятся. Из шести комбинаций, все из которых я вычислил сам, и на которых я основывал надежду на некоторое прояснение в ближайшем будущем, благодарение Богу, не остается ни одной, и ваше письмо от апреля заставило их исчезнуть подобно тому, как лучи солнца рассеивают утреннюю дымку. Верно, что, с другой стороны, я действительно нашел в том же самом письме утешительную фразу, говорящую мне, что я могу быть вполне уверен, что я не останусь здесь ни одной минуты дольше необходимого срока. Я не знаю ничего на земле, что вселяло бы такую же надежду, как эта фраза, поэтому, если мне необходимо провести здесь еще шесть месяцев, шесть месяцев я и проведу.
