— Норман, где ты был так долго? Я вся изволновалась…
— Ты знаешь, где я был, мама. Не притворяйся.
— Все в порядке?
— Да, конечно, — он сделал глубокий вдох. — Мама, я вынужден попросить, чтобы ты на время отказалась от своей комнаты. На неделю или около того.
— Что такое?
— Я сказал, что вынужден попросить, чтобы ты не спала в этой комнате ближайшую неделю или около того.
— Ты в своем уме? Это моя комната.
— Я знаю. Но я не прошу, чтобы ты покидала ее навсегда. Только на неделю. Или около того.
— Но с какой стати…
— Мама, пожалуйста, выслушай меня и постарайся понять. Сегодня у нас в доме был мужчина.
— Тебе обязательно говорить о таких вещах?
— Да, обязательно — по крайней мере, на этот раз. Потому что рано или поздно этого мужчину начнут разыскивать. И я скажу, что он побывал в мотеле, задал несколько вопросов и уехал.
— Правильно, сынок, именно так ты и должен сказать. И с этим будет покончено.
— Возможно. Я надеюсь на это. Но я не могу рисковать. Может быть, они захотят обыскать дом.
— Пусть обыскивают. Никакого мужчины они здесь не найдут.
— И тебя тоже, — Норман набрал в легкие побольше воздуха и зачастил: — Я не шучу, мама. Это ради твоей же безопасности. Я не могу допустить, чтобы кто-нибудь увидел тебя, как этот детектив сегодня. Я не хочу, чтобы тебе начали задавать вопросы, и ты не хуже меня знаешь почему. Это невозможно, и все. Поэтому безопасней всего для нас обоих сделать так, чтобы тебя тут не было.
— И куда же ты собираешься меня деть? Утопить в болоте?
— Мама…
Она начала смеяться. Звуки, которые она издавала, походили на карканье, и Норман знал, что если она разойдется, ее уже не остановить. Единственным способом предотвратить истерику было перекричать маму в самом начале. Неделю назад Норман ни за что не осмелился бы на это, но сейчас была не прошлая неделя, а сейчас, и все обстояло иначе. Сейчас Норман должен был взглянуть в лицо правде. Мама была не просто больна: она была психопаткой, и очень опасной к тому же. Ее следовало держать под строгим надзором, и он твердо решил обеспечить этот надзор.
— Замолчи! — рявкнул он, и карканье стихло. — Извини, — сказал он уже мягче, — но ты должна выслушать меня. Я все продумал. Я спрячу тебя во фруктовом погребе.
— В погребе? Но я не могу жить…
— Можешь. И будешь. Тебе придется. Я позабочусь о том, чтобы ты ни в чем не нуждалась: там есть свет, и я могу поставить кушетку…
— Но я не хочу!
— Мама, я не спрашиваю, хочешь ли ты. Я приказываю. Ты будешь жить во фруктовом погребе до тех пор пока я не решу, что ты можешь вернуться в свою комнату. И я повешу на стену индейский плед, чтобы дверь не была на виду. Даже если кто-нибудь спустится в подвал, он ничего не заметит. Только так мы и сможем обеспечить твою безопасность.
