Однако он поступил еще хуже после того, как пригласил девушку. Он вернулся в дом и сказал маме, что ожидает гостью к ужину. Не дожидаясь разрешения, он вошел в ее спальню и прямо так и заявил, демонстративно. Все равно как если бы он швырнул ей в лицо: «Только попробуй помешать мне!».
Это был нехороший поступок. Мама и так была взвинчена, а когда он сказал, что приведет в дом девушку, впала в настоящую истерику. Господи, как она кричала — что она кричала: «Если ты только посмеешь привести ее, я ее убью! Я убью эту сучку!»
Сучку. Мама никогда так не выражалась. Но на этот раз выкрикнула именно это слово. Она была больна, очень больна. Может быть, девушка была права. Может быть, маму следовало поместить в лечебницу. Потому что еще немного, и ему будет не по силам справиться с ней. Или он не сможет держать в руках себя. Как там говорила мама? Насчет того, что трогать себя руками — это грех. А за грехи полагалось гореть в адском пламени.
Виски жгло ему горло. Это был уже третий глоток, но он нуждался в нем. Он много в чем нуждался. Девушка была права и в этом. Так жить невозможно. И долго так продолжаться не могло.
Весь ужин он просидел как на иголках. Он боялся, что мама устроит скандал. После того, как он запер ее в комнате, он все время ждал, что она вот-вот начнет кричать или биться в стены. Но она вела себя тихо — слишком тихо: будто прислушивалась. Этим, наверное, она и была занята. Маму можно было запереть, но нельзя было заставить не подслушивать.
Норман надеялся, что она уже уснула. Может быть, завтра она ни о чем и не вспомнит. Такое часто случалось. Хотя, с другой стороны, иногда ему казалось, что мама давно забыла о каком-нибудь эпизоде, и вот тут-то, как гром среди ясного неба, она и ошарашивала его, иной раз через много месяцев.
Ясное небо. Он издал сухой смешок. Никакого ясного неба больше не было. Только тучи и темнота, как сегодня.
Вдруг он различил какой-то шум и встревоженно развернулся в кресле. Неужели это мама? Нет, ты же сам запер ее — забыл разве? Наверное, это девушка в соседней комнате. Да, теперь он ясно слышал ее; кажется, она открыла чемодан, достает вещи, готовится лечь в постель.
Норман сделал еще глоток. Только ради того, чтобы успокоить нервы. И на этот раз виски помогло. Его рука больше не дрожала. Он больше не испытывал страха. По крайней мере, пока думал о девушке.
Странно, когда он увидел ее, его охватило это ужасное чувство — как оно называлось? Он забыл слово.
