А еще в ее сон замешался нехороший мужчина, и он тоже был убийцей. Он подглядывал через дырочку в чужую ванную, и пил вино, и читал гадкие книжки, и верил во всякую ересь. Однако ужаснее всего, конечно, было то, что он убил двух ни в чем не повинных людей: молодую девушку с красивой грудью и мужчину в серой стетсоновской шляпе. Она знала эти подробности, потому что оба раза присутствовала на месте преступления. Но она лишь находилась рядом и все видела.
Нехороший мужчина и совершил два жестоких убийства, а потом попытался свалить вину на нее.
«Их убила мама». Так он оправдывался, этот мужчина, но он говорил неправду.
Каким образом она смогла бы убить их, если она только смотрела — если она не могла даже шевельнуться, потому что ей приходилось притворяться чучелом? Безобидным чучелом, не способным причинить вред кому бы то ни было. И которому тоже нельзя повредить. Которое могло лишь существовать — до бесконечности.
Она знала, что никто не поверит нехорошему мужчине, а теперь он тоже умер. И нехороший мужчина, и нехороший мальчик были мертвы, или, может быть, оба они были лишь призраками, тенями из ее дурного сна. А сон закончился и больше никогда не повторится.
Осталась лишь она одна, и она была собой.
А быть самим собой и означает быть нормальным, правильно?
Хотя, может быть, ей следовало продолжать притворяться чучелом. Для верности. Неподвижно замереть, как та белка. Просто сидеть в этой крохотной комнатке и ни в коем случае не шевелиться.
Если она не шевельнется, ее не накажут.
Если она не шевельнется, все поймут, что она нормальна, нормальна, нормальна.
Она сидела, не двигаясь с места, очень долго, а затем сквозь решетку окна в комнату влетела муха.
Пожужжав, насекомое опустилось ей на руку.
Если бы она захотела, она бы легко прихлопнула муху.
Но она не сделала этого.
Она не прихлопнула муху и очень надеялась, что кто-нибудь наблюдает за ней. Потому что это доказывало, какая она на самом деле.
Она и мухи не обидит…
