Он снова смотрел вперед. Постояв, опустился на колени Выбросил руки, прижался лицом к земле. От коврика пахло сундуком. . Зачем все же он закрыл сундук перед уходом?
Подняв коврик, он встряхнул его, аккуратно свернул и положил в сумку . Медленно приближались новые крепостные ворота. Они строились из маленьких прямоугольных кирпичиков. Глину замешивали на яичном белке, потом трижды обжигали
Уже виден был каждый камушек! За воротами он начинает принадлежать богу. На всем пути его уже не станут трогать Сейчас решится, что они хотят с ним сделать!
Надвигались, росли с обеих сторон глухие башни Какой безмерной тяжестью становятся маленькие желтые кирпичики, если их все класть и класть друг на друга. . Ноги его тоже стали словно каменные Ему показалось, что башни сходятся! .
И лишь пройдя узкий качающийся мост, он все понял. Им нужна была его покорность, а не мимолетная жизнь. Непохожих так просто не убивают.
Таял в горячем воздухе купол будущей гробницы, расплывались линии Цитадели Ни разу не оглянувшись, уходил он по пыльной хамаданской дороге .
Дорога была древней и безлюдной Она осела под тяжестью проходивших здесь армий и народов. Рядом с ним на уровне груди двигалась пустыня Ровные, прямые края дороги сходились где-то там, куда погружалось солнце
Когда стемнело, слева от дороги замигал огонек Залаяла собака Навстречу вышел худой скуластый чето-век, пригласил в дом.
Дав указания домашним, хозяин вернулся к гостю, молча сел на кошму Мальчик принес медный кумган с чаем, выщербленные пиалы Со двора падал свет от очага Там возилась женщина, плакал ребенок
Потом пришел сосед, высокий угрюмый старик с большими руками Говорили о том, что лето прохладное, плохое для хлопка Зато легче огородникам и пастухам Мясо будет дешевле, а пшеница снова подорожает Сосед рассказывал про какого-то Расул-агу, с которым случилась беда вспорол себе руку серпом
Болели растертые с непривычки ноги, ныла поясница Но ему было хорошо Он жадно слушал забытые разговоры, беспокоился о ценах на хлеб, всем сердцем жалел незнакомого Расул-агу
Ужинали во дворе на перекинутой через арык тахте Лепешки были черные, с травяными примесями Но никогда не ел он такого вкусного хлеба Даже простой белый лук, который хозяин нарезал кружками к супу, был необычно сладким.
Нет, ему не улыбались, не прикладывали каждый раз руку к сердцу. Все было естественно, человек нуждался в еде, и его кормили
Он лежал на тахте и смотрел в забытое небо Вот уже двадцать лет из ночи в ночь он видел небо замкнутым в четыре стены Башни Наблюдения Оно было со всех сторон опутано заборами, пахло печной глиной, железом, старыми книгами
