Судьба одного человека. Про него рассказывают, что, возвращаясь как-то домой, он заметил идущий из трещины в стене мерцающий свет. Что побудило его прильнуть одним глазом к той щели – этого не знает никто. Нелепый поступок! С тех пор он так и стоит, умирая от жажды и голода, не в силах отвести взгляд от этого магического света. Есть другие люди, они тоже время от времени замечали этот свет, но эти люди – а их было немало – проходили мимо, полагая, что есть на свете заботы поважнее. И в самом деле: на свете столько забот! К тому же время – оно так быстротечно! Припавший к стене в их глазах – всего лишь обыкновенный сумасшедший; ведь нельзя же серьезно думать, что нормальному человеку придет в голову нелепая фантазия променять весь мир на это в высшей степени сомнительное и бесполезное мерцание! И не надо обольщаться: его судьба нисколько не напоминает судьбу Платона, уверявшего когда-то, что он обладает специальным органом, позволяющим распознавать волшебный мир, который скрыт от прочих смертных. Имел Платон такой орган или нет, видел он то, что не видели другие или обманул нас, – в конце концов, это не столь важно. Главное, что он умел рассказать об этом не хуже презираемых им поэтов! Он умел заставить слушать себя – этот же, прильнувший к стене на городской площади, среди грязи и шума, молчит и даже не слышит обращенных к нему вопросов. Впрочем, что ж, сама судьба его – отличная находка для хорошего рассказчика. – Его судьба, говорите вы? Да разве не вся она исчерпана в его смешной и нелепой позе.
Истины бывают далекие и бывают близкие. Первые чаще всего являются перед нами облаченными в пурпур и золото, – сверкающие истины, покоряющие величием и торжественной речью, понуждающие нас к славословию и поклонению. Но как бы величественны ни были бы они, их власть все же далеко уступает той, которой обладают над нами истины близкие. Еще бы! Эти последние подобны опостылевшим родственникам, с которыми много лет приходится жить бок о бок, терпя их советы, попреки и благодеяния. Они приходят к нам в болезнях, в бессоннице, в зубной боли, в пролегающих на лбу морщинах, в тревоге, в стечении не зависящих от нас обстоятельств, в неизбежности будущего и неодолимости прошлого. Они появляются, когда хотят, и делают, что хотят, не спрашивая нашего согласия, как, впрочем, и полагается настоящим истинам. Как бы сами по себе ничтожны ни были бы они, только их власть мы ощущаем на себе как проклятье и необходимость. По правде говоря, кто сомневается, что лишь они – действительно истины, все же прочее, так, – фантазия, игра ума, мираж? И пусть поклонники пурпура и золота говорят: это вовсе не истины! Пусть они зовут нас поскорее расправить крылья и подняться в небо, в прозрачной голубизне которого должны растаять все наши мелкие заботы и временные огорчения. – Не знаю, как вы, а мне наперед известно, что как высоко ни забирайся, а ячмень на глазу спадет только на третьи сутки.
