Прибывши в Ольгинское в 8 часов вечера, где палатка моя была уже разбита, и я благодарить должен Поливанова, что не сплю под открытым небом; палатка эта подбита черным сукном и тем выгодна, что днем не жарко, а ночью не холодно. Я стою вместе с Яковлевым и благодарю Бога, что теперь могу покойно уснуть, ибо походом мы выступали всегда очень рано.
30 апреля. Сегодня я приводил при рапорте аттестаты о денщиках и жалованье к полковнику Полтинину, также свидетельство о переправе через реку Кубань.
Каждьш день здесь делают ученья, ибо ожидают приезда государя в Еленчик{*11}. Признаюсь, что здесь такая смертельная скука, что если придется долго стоять, то можно с ума сойти.
Прошедшую ночь черкесы, человек около 10-ти, прорвались через Кубань и в двух станциях от Екатеринодара напали на партию рекрут, которые, не будучи вооружены, спаслись бегством в лес. Остались защищаться только два старых солдата, из коих одного, ранив, увели с собою, а другому нанесли несколько ударов шашкою в голову, одним словом, изрубив его совершенно и полагая, что он мертв, оставили его и препокойно переправились на левый берег реки Кубани. Пока черноморцы решились их преследовать, они были уже вне опасности - вот каково черноморцы содержат кордон. Люблю предприимчивость черкес и ненавижу оплошность черноморцев!
Этот бедный солдат - я его сегодня видел - привезен в здешний лазарет, лежит в палатке, это полуживой мертвец, я не имел твердости духу долго на него смотреть: он весь в перевязках, в особенности же голова и лицо; его колотит сильная лихорадка, и, кажется, сегодняшний вечер прекратит его мучения.
1 мая. Весь Петербург теперь в Екатерингофе, но и у нас не без веселий: в одном конце лагеря гремит тенгинская музыка из оперы "Фенеллы",{21} а в других поют песельники. Этот лагерь совершенно военный: палатки раскинуты в беспорядке, линеек здесь нет, у людей поделаны шалаши, кругом стоит цепь и караулы, лагерь примыкает к Кубани. На правом фланге тенгинцы, потом навагинцы, далее кабардинцы и казаки, лошади привязаны к кольям, музыка, песельники, и в разных концах пальба в цель.
2 мая. Посреди неимоверных трудностей бывают иногда приятные минуты, самое воспоминание происшедшего доставляет нам уже некоторое удовольствие: я живу теперь в палатке и счастлив уже тем, что не мочит меня дождь, который эту ночь не переставал. Из палатки виднеются Кавказские горы, вершины коих касаются небес - прелестный вид, но как грустно, как скучно при мысли, что должен остаться здесь еще почти целый год. Бедный Стандершельд очень заболел: у него горячка, он отправился вчера в город Екатеринодар.
