Дюжина насупилась, от обиды надув окна: «Ну, что же делать? Как спасти ребёнка? Почему они не понимают, что это важно? О, идея! А если я напрягусь и прорву трубы? Неприятно, конечно, но девочка останется жива и здорова».
Дюжина надулась еще сильнее, только теперь от напряжения. Создавалось впечатление, что дом сейчас, как новогодняя хлопушка, выстрелит кирпичами. Надо прорвать трубу ровно под квартирой девчушки, но так, чтоб её не затопило.
Труба громко свистела:
– Не буду! Не буду и всё тут. Не собираюсь я лопаться. Это же потом абы как залатают и останется только плакать от горя. Кап-кап, кап-кап.
– Придётся, дорогуша! Не спорь, там ребенок. Лопайся, где положено, и жди сантехврачей, – пятиэтажка в строгости держала своих подчинённых.
– Нет! – свободолюбивая труба продолжала оказывать сопротивление.
– Заставлю, я сказала. Захотелось вечно в засорах стоять? Так-то я тебе помогаю, а тут могу и промолчать, – поставила Дюжина свою сантехчасть на место.
– Ладно, лопаюсь.
Пшиккккк. Вода вырвалась наружу и давай знакомиться со всеми щелями.
– Здравствуйте. Здравствуйте. Можно пройти? Посторонитесь, – спешила жидкость на встречу к неизведанному.
Когда щели пропускали непрошенную гостью, они тихо бубнили себе в бетон, который предательски увлекался прозрачной красоткой.
– Я ухожу! – сыпучим басом констатировал предатель.
– Ну и вали отсюда, – фыркнули щели.
– Ах так, мы не останемся друзьями, – прошипел Серый и вырвался на голову бабы Веры, что скворчала на кухне кастрюльками.
Её перекособоченное лицо дом запомнит на века. Рыжий ёжик на голове превратился в мокро-грязного ежа, передник-тюльпан опустил свои увядшие лепестки. Непонятная жижа вырвала ее из размеренного выходного. Настроение испортилось, обонятельное наслаждение от ароматного ужина тоже.
Ещё и в розовом потолке пробоины, гармонирующие с потёками, превратили шикарную плитку в серо-буро-малиновое безобразие. Это не может не бесить.
Борщ, сладко благоухавший огородными овощами, поделил первенство с вонью застоявшейся слизи и сырости. Та прорвала воздушный барьер, замулив каждую ароматную нотку. Переполненная впечатлениями Вера заорала мощнее сирены.
– Ивашшшшш,
– Что, дорогая? – муж примчался по первому зову.
Бабу Веру в их семье ценили и уважали. Она сорок лет проработала научным сотрудником лаборатории. Всех детей одела, выучила, кстати, тоже на научных сотрудников. И даже у неё вёлся журнал семейных достижений. Всё учтено. Вложили столько, получили столько. Рассчитано до копейки, до минутки, до самого маленького дельца.
