Артём, побледнев, резко развернулся и устремился прочь из дома. Мать сгоряча могла наговорить много недобрых слов.
– Сыночка, миленький, не уходи! – верещала женщина, настигая Артёма у самых ворот. – Всё будет, всё, что хочешь! И Алёнка твоя, раз тебе так неймётся! Хочешь, сейчас же поедем за ней? Хочешь?
Артём круто повернулся к матери:
– Мам, ты что такое говоришь! Будто она вещь какая. Да ведь сестра она мне.
Растрёпанная Наталья, икая и размазывая слёзы по красному опухшему лицу, быстро зашептала:
– Не сестра она тебе, слышишь? Да, Лёнькина дочь, его, кобеля. Но вот только ты не его сын. Дядька Михаил твой отец. Так что будет тебе твоя Алёна, если хочешь! – и видя, как отпрянул Артём, вцепилась в его плечи и заголосила: – Ты понял, что я сказала?! Не надо тебе в эту клятущую армию!
Вырвавшись, Артём побежал вниз по улице. Наталья рыдала, ломая руки.
– Что, Наташк, будет что муженьку рассказать, когда с райцентра вернётси? – послышался вкрадчивый голос.
Баба Нюра стояла тут же, довольно щурясь. Наталья панически заметалась: она видела мелькавшие за заборами любопытные взгляды соседей.
– Ах ты, карга проклятая! – накинулась Наталья на пожилую сплетницу. – Да чтоб ты сдохла!
Михаил, поднимаясь к дому брата, услышал дикие крики и пустился бежать. Возле Лёнькиных ворот собралась толпа. В центре лежала баба Нюра. А стоявшая тут же Наталья кричала не своим голосом:
– Я не виновата, ей плохо стало! Я ни в чём не виновата!
Хоронили бабу Нюру лишь спустя две недели. Михаил, чтобы очистить имя невестки, добился вскрытия и заключения медэксперта из области. Баба Нюра действительно умерла от сердечного приступа, а не от побоев.
Наталья вернулась в дом мужа, окончательно. После случившегося у них вроде как даже наладилось. Хотя никто так и не узнал, о чём говорили супруги за закрытой дверью.
Анна всё время плакала, глядя на дочь. Алёна ждала Артёма. Но он не приходил. Михаил же разрывался между Татьяной и сыном. Того как подменили. Он несколько раз напивался, устраивал драки с парнями из района. Никто и подступиться к нему не мог. А Татьяна была усладой Михаила. Каждый вечер, разуваясь у неё в прихожей, он заключал её в объятия и в тот момент понимал, ради чего живёт.
– Ты останешься? – в который раз заглядывал он ей в глаза.
– Куда ж я денусь, – всё время отвечала она, слабо улыбаясь.
Гроб опустили в могилу, на крышку посыпались комья земли.
– Ты плохо себя чувствуешь? – обеспокоенно спросил Михаил, видя, как побледнела Татьяна.
