Я вышел из-за занавеси и решительно направился к Рамсесу. Двойник все так же валялся в кресле. Сейчас мы тебя, мумия ходячая…
И ничего.
Сработали несколько фотовспышек, и я потерял контроль над телом.
Уф. Перед глазами быстро рассеивается кровавый туман, голова звенит, но легчает мне тоже быстро. Я обнаружил себя так же сидящим в кресле напротив Рамсеса. Никаких облачков, лучей и тумана. Какой хороший был сон… Жаль, быстро кончился.
Рамсес внезапно откинул капюшон и вскочил с кресла, направляясь к занавеси.
А может и не сон… Если судить по вони и вон тем струйкам дыма, что сочатся по полу.
— Как ты это сделал? — он ткнул пальцем в два скрюченных обуглившихся тела.
— Просто. То есть не знаю. Так же, как и верну себе все свое.
— Иглу, — при слове «свое» по его лицу пробежала какая-то тень.
— Да пожалуйста, — я вытянул ее из рукава (выходит, я ее для работы и не вынимал?) и тупым концом вперед подал ее Рамсесу, — сколько угодно. Она мне уже не нужна. Ты, кстати, меня пугал, что можешь произнести какое-то нецензурное слово и я рассыплюсь. Произноси. Хочу рассыпаться.
Видимо я никогда раньше не видел краснеющего вампира. Рамсес просто побагровел, как будто ему не хватало воздуха. Но быстро согнал краску и рукавом выдернул у меня из руки серебряный предмет.
— Понимаю. Очень хочется, но не очень можется. Точнее, совсем невозможно. Значит, ты мне солгал. И про миссию тоже солгал.
— Нет. Лгать тебе не ложь. Тебя ведь нет.
— А я думаю да. Знаешь, Рамсес, в чем сейчас мое преимущество? Я могу выйти из самолета, а ты нет. Порвет на куски…
Когда в голове прояснилось, я приподнялся и сплюнул кровью. Хорошо хоть все сразу восстанавливается — а то была бы не улыбка была, а полная дырка.
— Мое преимущество в том, что я могу съездить тебе по физиономии, а ты нет — Рамсес уже сидел в кресле, закрывшись капюшоном, — и тем заткнуть тебя на какое-то время. А потом — уже не моя юрисдикция.
«Юрисдикция. Что значит юрисдикция? Кому он хочет меня сдать? Как это соотносится с нашим разговором в Москве? Соответственно, Ульрик не совсем его цель. Ну хоть под конец можно было бы без поворотов на сто восемьдесят… А почему «конец», когда это может статься только начало? Не хочу. И так тошнит от всей этой смысловой акробатики. И если это только начало, то какое же должно быть крещендо?».
Я снова занял место напротив Рамсеса. И что все-таки это значит?
Внезапно все предметы обострились. Их очертания стали сложены из бритв, режущих глаза. Я не мог терпеть это и закрыл глаза руками. Жжение и резь не ослабели постепенно, а внезапно прекратились. Да, должен сказать, я же вернулся в этот мир с тем зрением, какое было у меня лишь в моем мире. Сто процентов и никаких очков. Мой мир, очевидно, как-то подстраивал свою физику под зрение, которое его видело.
