Хотя кайзер не стал продлевать в 1890 году «исключительный закон», но никаких симпатий к социал-демократии не питал. Наоборот, он готов был установить диктатуру для подавления рабочих волнений. Об этом в 1899 году писал близкий к императору граф Филипп Эйленбург статс-секретарю МИДа князю Бернгарду Бюлову: «Когда телеграф сообщил о рабочих волнениях в Аугсбурге и других местах… телеграмма агентства Вольфа очень взволновала императора. Он чрезвычайно серьезно отнесся к рабочим волнениям и был чрезвычайно доволен. «Это хорошо, – говорил он, – пускай, пускай! Наступит момент, когда нужно будет действовать… Я тогда ни перед чем не остановлюсь, и даже министерство не удержит меня; оно просто полетит, если не пойдет со мной… Германская буржуазия совершенно обанкротилась! Правительство должно действовать, иначе все пойдет прахом! Если при серьезном конфликте во внешней политике создастся такое положение, что половина армии будет использована внутри страны вследствие всеобщей забастовки, то мы пропали! Во время последней всеобщей забастовки в Гамбурге уже чувствовалось, что тут замешана Англия. Эта попытка удалась ей неплохо. Поэтому пора действовать… Военный министр мне сказал, что я в любое время могу объявить осадное положение во всей империи. Прежде чем солдаты не выведут из рейхстага социал-демократических вождей и не расстреляют их, нельзя надеяться на улучшение положения. Нам нужен закон, по которому можно было бы каждого социал-демократа сослать на Каролинские острова»… Было сказано, что есть надежда, что начнутся грабежи, и тогда, но только после того, как разграбят несколько сот буржуазных предприятий, надо будет произвести очень сильное кровопускание. Я сказал только, что у социал-демократов слишком хорошая организация и вряд ли теперь возможны грабежи в Берлине и в других больших городах. «Тогда не остается ничего другого, как объявить всеобщее осадное положение», – ответил император».
К счастью, в данном случае воинственным амбициям кайзера явно не хватало амуниции в виде решимости действовать жестко и беспощадно. Но трагедия Второй империи заключалась в том, что в решающий для ее судеб момент международного кризиса лета 1914 года первоначальная воинственность Вильгельма II получила мощную поддержку политиков и генералов, и тогда, когда кайзер поостыл и вроде бы готов был пойти на попятную, он уже не смог этого сделать, находясь под мощным воздействием своего окружения. Слабовольный человек во главе мощной империи, облеченный большой властью, обычно приводит державу если не к краху, то к весьма существенным материальным и моральным потерям. Но Вильгельм II мог радоваться хотя бы тому, что, в отличие от своего коронованного собрата Николая II, по крайней мере, пережив крушение империи, остался жив.
