— Что же это такое? — обратился я к сидевшему напротив меня Антону Алексеевичу. — Уж очень пестрая картина заболевания. Причем больной вновь дают нюхать мятные капли и раствор уксусной кислоты.
— А вы посмотрите вот на этот листок. Он поясняет многое.
Это были данные обследования больной: после двукратного введения унитола в течение дня у больной Сергеевой в мозге обнаружена… ртуть! Вот теперь мне стало ясно, что искал доктор Левандовский, давая нюхать мятные капли и раствор уксусной кислоты. Он определял порог ольфакторной чувствительности, который, как правило, изменен именно при отравлении ртутью.
— Позвольте, — сказал я смущенно, обращаясь к Антону Алексеевичу, — но откуда же у Сергеевой ртуть?
— То, что мы имеем дело с отравлением ртутью, я подозревал давно. Именно я порекомендовал Игорю Борисовичу обследовать больную с помощью ароматических средств и в какой-то степени повинен в обиде Сергеевой. Еще тогда, осенью, когда я подготавливал вам документы на больную, передо мной, хотя и довольно смутно, стали вырисовываться те факторы, которые обусловили заболевание.
— А пожалуй, вы правы. Ведь именно постоянное воздействие небольших доз ртути и стертые формы хронического отравления, вызываемые этим металлом, могут дать подобные проявления.
— Конечно. Но такой вывод был настолько необычен и неприемлем для данного случая, что оставалось только наблюдать. Для здоровья больной в тот период это опасности не представляло. Дальнейшие субъективные явления только подтверждали предположение об отравлении ртутью: больная все чаще стала жаловаться на общую возбудимость, утомляемость, плохой сон, впечатлительность, робость, быструю смену настроения, склонность к слезам. На этом-то фоне эмоциональной неустойчивости и начали проявляться все последующие изменения в ее организме, которые можно было уже определить и при осмотре. Вы тогда меня спросили, зачем я так внимательно наблюдаю. А ведь я, как и вы, обратил внимание на дрожание пальцев ее рук, окраску кожи и другие мелкие отклонения.
— Например?
— А вы помните, Дмитрий Константинович, когда я попросил больную рассказать о фотографии, которая висела сзади Сергеевой на стене, ей пришлось не только оглянуться, но и отвести в крайнее положение глазные яблоки. Вот тут-то я и заметил, насколько неустойчиво их положение.
— Ну знаете, вы и артист, Антон Алексеевич, как ловко провели обследование больной. Теперь мне понятно, почему вы ее попросили указать на голове то место, где сильнее всего чувствуется боль. Это было не что иное, как модификация пальце-носовой пробы.
