Из людей, которые были знакомы мне, у крематория стояли только Ниу и Джиан. Я запоздало подумал, что если бы вспомнил о поверье раньше, мог бы позвать на церемонию парней из клана. И сообразил, что Джиан, кажется, до последнего ждал, что так и сделаю. И парни тоже ждали. Но никто ничего не сказал. Я всё-таки был главой клана и мог себе позволить не комментировать свои решения. А к моим странностям все давно привыкли.
Двери зала открылись. Служащий крематория склонился в традиционном поклоне, выражающем соболезнования. Спросил, обводя взглядом собравшихся:
— Господин Лей Ченг?
— Это я. — Я шагнул вперёд.
— Вы и ваши гости можете зайти для церемонии прощания.
Люди медленно потянулись в зал. Заходили, рассредоточивались по две стороны от стола, на котором стоял открытый гроб.
Я задержался у дверей, пропуская гостей. И вдруг увидел среди толпы стариков молодое лицо.
На рукав толстовки Дэйю повязала белую траурную ленту. На красные волосы надвинула капюшон. Я не мог сказать, в какой момент она появилась. Но готов был поклясться, что минуту назад среди гостей Птицы ещё не было. Мы не виделись и не разговаривали с того момента, как Дэйю исчезла с палубы баркаса. И сейчас она тоже не сказала мне ни слова. Низко опустив голову, чтобы не встретиться со мной взглядом, прошла мимо.
Я встал у изголовья гроба, рядом застыла Кингжао. Старики из трущоб по очереди подходили к нам, произносили слова соболезнования. Мы что-то бормотали в ответ. Старики кланялись лежащему в гробу, одетому в траурные белые одежды Гуолиангу. Я заметил, что Кингжао положила рядом с ним и трубку, и пачку табака, и даже крошечную рюмочку — постаралась не забыть ничего из тех любимых вещей, что могли бы пригодиться старику после смерти. Гости ставили принесённые с собой цветы в специальную вазу и отходили, уступая место следующим.
Дэйю подошла последней.
— Соболезную вашему горю, — сказала, обращаясь к Кингжао.
Кингжао молча поклонилась. Дэйю поставила в вазу белые хризантемы и отошла. А на меня так и не взглянула. Отойдя, замерла на месте, снова опустила голову.
А я услышал, как в наступившей мёртвой тишине раздался странный звук. И вдруг понял, что издаю его сам — до скрипа стиснул зубы, чтобы не сорваться.
Приказал себе отбросить эмоции. Вдохнул. Выдохнул. И заговорил:
— Я, к сожалению, знал Гуолианга не так хорошо, как хотел бы. Гораздо меньше, чем все вы, здесь собравшиеся, и моя уважаемая матушка. — Поклонился Кингжао. — Но одно я знаю совершенно точно. Гуолианг прожил жизнь достойным человеком! Он видел цель, к которой идёт. — Я нашёл взглядом Дэйю. Молчал до тех пор, пока она не подняла голову. И, глядя ей в глаза, проговорил: — Он видел свой путь — и готов был идти по этому пути до конца. Его ничто не заставило бы свернуть! Ни боязнь смерти, ни сама смерть. Гуолианг верил в то, что делает — и умер с осознанием того, что поступил правильно. Его выбор достоин уважения. И здесь, провожая Гуолианга, я, Лей Ченг, клянусь, что так же, как и он, буду верен избранному пути. До самого конца. — Я не отводил взгляд от Дэйю. — До самой смерти. Даже если буду понимать, что следуя этому пути, с каждым шагом приближаю её. Я выбрал свой путь! И меня не остановить. Клянусь.
