В доме пахло лекарствами.
— Гуолианг умер, — сказала Кингжао.
— Когда? — выдохнул я.
— Вечером. Он весь день был словно не в себе. Не ел, не пил. А к вечеру температура поднялась, бредить начал. Мы вызвали врача. Они быстро приехали, молодцы. Очень быстро. И врачи хорошие. Уколы ему делали, дышать давали чем-то. Старались. Но он всё равно умер… Как они сказали, дочка? — Кингжао повернулась к Ниу.
— Что у него изношенный организм. — Ниу всхлипнула. — И что ему надо было начинать заботиться о себе гораздо раньше. Спросили, сколько Гуолиангу лет? А мы ведь даже не знаем.
— В паспорте поглядели, — сказала Кингжао. — Паспорт он мне специально показывал, где лежит.
Я не стал спрашивать, зачем показывал. И так было ясно. Спросил зачем-то о другом:
— И сколько же ему лет?
— Семьдесят семь. — Ниу снова всхлипнула.
Что ж, действительно почтенный возраст. Для бедняка, так почти немыслимый. Большинство жителей трущоб умирает намного раньше.
— Я настояла на том, чтобы врачи сами отвезли его в морг, — вмешалась Наташа. — Они пытались уехать, но я не отпустила. Если бы уехали, пришлось бы заново вызывать специальную службу и заполнять кучу документов. — Она смотрела на меня, не особо пытаясь спрятать под фальшивой маской скорби вызов.
Дескать, попробуй теперь меня выгони. Пока ты прохлаждаешься неизвестно где, я тут помогаю твоим женщинам не потерять голову от горя.
— Спасибо, — кивнул я. — Сколько я тебе должен?
Наташа фыркнула. Прищурившись, проговорила:
— Со мной ещё успеешь расплатиться. Я умирать не собираюсь. А вот старику ты долг уже никогда не отдашь. — И уставилась на меня. Видимо, по каким-то оговоркам Кингжао и Ниу догадалась, что в смерти Гуолианга виноват я.
И можно было сколько угодно убеждать себя в том, что старик пошёл на эксперимент добровольно. Что он жаждал отыскать Кианга не меньше, чем я. Что ничуть не меньше, чем я, желал ему смерти! И даже если бы знал о трагическом исходе заранее, Гуолианга — такого же, как я, сумасшедшего фанатика, — это бы не остановило. Неизвестно, в конце концов, сколько ему жить-то оставалось… Но я никогда не умел врать себе. Смерть Гуолианга — на моей совести. Даже если у старика оставался всего один лишний час — этот час отобрал я. И я это прекрасно понимал. Однако понимал и то, что Наташа — точно не тот человек, которому позволю себя упрекать.
— Наши счёты с Гуолиангом — это наши счёты, — холодно сказал я. — Тебя они не касаются. Ещё раз спасибо за помощь. — И отступил в сторону, демонстративно освобождая Наташе дорогу к выходу.
