Ненаследный сын императора. Часть 1 | страница 56



— Вперёд! Уничтожить! Никакой пощады!!!

От пронзительного визга у меня заложило уши, присев, я закрыл уши руками, не отваживаясь даже глянуть в сторону лестницы. Спустя пять долгих минут, когда вакханалия звука утихла, я встал и нерешительно посмотрел в сторону выхода. Путь был свободен. На лестнице, застыв в нелепых, гротескных позах, застыли изломанные фигуры моих противников. Сбежав по окровавленным ступеням, придерживая укрывавшую меня простынь, я распахнул парадные двери особняка, казавшегося мне смертельной ловушкой, в которую я попал по собственной наивности и глупости.

Во дворе резиденции английского посла шёл бой между императорскими гвардейцами и охраной графа Беркли. Огненные шары рассекали воздух, врезаясь с грохотом в стены, окружающие особняк, водяные плети со свистом врезались в толпы дерущихся, надо всем полем боя сверкали молнии и свистел ветер.

Увидев меня, гвардейцы взревели, усиливая натиск на англичан.

— За цесаревича! За Россию!

Несколько человек из моей личной охраны бросились мне навстречу. Почувствовав, что я исчерпал свои силы в яростном прорыве, я осел на крыльце особняка, сраженный очередным приступом головокружения. Подхватив меня под руки, гвардейцы волоком потащили мою безвольную тушку к экипажу, ожидавшему у центральных ворот… Практически теряя сознание, я хрипел:

— Не выпускать! Никого… Всех наказать! Чтобы ни один не ушёл!..

И благословенная тьма унесла мое сознание.

* * *

Очнулся я только спустя три дня. Все это время у моей постели дежурили лучшие императорские лекари, боровшиеся за мою жизнь. Нервное потрясение и скачки голышом при минусовой температуре вызвали жесточайшую лихорадку. К тому же, как оказалось, у меня обнаружилась аллергия на снадобье, которым меня опоил английский извращенец.

Изредка приходя в себя, я слабым голосом призывал охрану, требуя принести голову ненавистного англичанина, потом снова терял сознание, метался с мучительными стонами в кровати, создавал воздушные вихри, теряя над ними контроль из-за огромной слабости, охватывающей и мое тело, и дух… В сером мареве бреда, не выпускающего меня из своих мягких, сонных лап, я слышал изредка голоса, казавшиеся мне смутно знакомыми, кто-то плакал, кто-то с едва сдерживаемым гневом пытался меня о чем-то расспросить… Однажды, в неверном свете догорающей свечи я увидел князя Тараканова, глядящего на меня встревоженно-умоляющим взором. Заметив, что я открыл глаза, он кинулся ко мне: