Еврисфен и Прокл, эти первые мифические цари, с детства враждовали друг с другом, и эта вражда перешла ко всем последующим поколениям спартанских царей (о продолжительной вражде Еврисфена и Прокла и их преемников см.: Her. VI. 52; 75; Xen. Hell. V. 3.20; Aristot. Pol. II. 9. 1271 a; Plut. Cleom. 12). Надо заметить, что миф о братьях-близнецах является бродячим сюжетом, который встречается у многих народов для объяснения как двойной царской власти, так и постоянной династической борьбы между различными родами. Очень похожая легенда существовала, например, у римлян с их братьями-близнецами Ромулом и Ремом. Сыновьями Еврисфена и Прокла, по преданию, были соответственно Агис и Еврипонт. Последние и стали эпонимами, т. е. дали свои имена обеим царским династиям в Спарте. По имени Агис а все его потомки стали называться Агиадами, а потомки Еврипонта — Еврипонтидами.
Загадку двойной царской власти в Спарте не раз пытались решить ученые нового времени. На этот счет существует несколько гипотез. Первая из них предполагает, что диархия возникла в результате объединения, или синойкизма, дорийской общины с местной, ахейской. Для подтверждения этой версии, как правило, приводят рассказ Геродота, из которого следует, что еще в V в. старшая из спартанских династий, династия Агиадов, сохраняла воспоминание о своем ахейском происхождении. Геродот рассказывает, как во время спартанской интервенции в Аттику около 510 г. царь Клеомен I пожелал войти в храм Афины на афинском акрополе. Жрице, которая преградила ему путь, указав на то, что дорийцам сюда вход воспрещен, Клеомен сказал буквально следующее: «Женщина! Я не дориец, а ахеец» (Her. V. 72).
Сторонники этой версии считают, что сразу после завоевания Лаконии дорийцами между ними и местными ахейцами был заключен договор, в силу которого ахейская династия царей удержала за собой престол наравне с дорийской династией. Таким образом, вторжение дорийцев в долину Еврота закончилось их компромиссом с местной ахейской элитой. Это могло случиться потому, что дорийцам, возможно, не удалось полностью уничтожить сильное ахейское государство. Какую-то роль мог играть и страх завоевателей перед гневом местных богов, чей культ был в руках ахейской царской династии. Дальнейшее стремление дорийцев «приватизировать» местные культы свидетельствует о глубоком изначальном почтении к божествам древнего ахейского пантеона.
В этом случае время возникновения диархии — это фактически время появления дорийцев в Пелопоннесе и завоевания ими Лаконии, т. е. ХII–XI вв. В какой-то мере данную версию подкрепляет то соображение, что царские династии в Спарте никогда не заключали между собой брачных союзов (браки обычно заключались внутри рода, причем нередко брали в жены племянниц (Her. VI. 39; VII. 205)). Прослеживается и ясно выраженная тенденция к территориальному размежеванию двух царских домов: они жили в разных районах-деревнях Спарты, имели разные святилища и места погребений (Раus. III. 12. 8; 14. 2). Кроме того, утверждение Дельф, что Агиады выше Еврипонтидов, можно понимать в том смысле, что первые принадлежали к более древнему и, следовательно, более знатному царствующему дому, чем Еврипонтиды (Her. VI. 51; 52. 5).
