В марте 1794 года сцену гильотинирования якобинца Жака-Рене Эбера посмотрело 400 тысяч человек, по сути, весь тогдашний Париж. «Мадам Гильотина» стала настоящим брендом. Нарасхват шли брошки, печати, серьги, браслеты и праздничные десерты в форме гильотины. Особенно популярны были марципановые куколки политиков в ассортименте. Блюдо с ними ставилось в центре стола, и каждый гость мог выбрать свой персонаж, обезглавить миниатюрной гильотинкой и съесть, обмакивая в малиновый сироп, вытекавший из горла. Изображение гильотины украшало вывески и мебель. Самые экстравагантные модницы выстригали себе затылки, носили на шеях красные шнурки и пахли актуальным «Парфюм де Гильот».
Реалити-шоу под названием «массовый террор» показывали французам ежедневно в течение двух лет. Практичные парижанки уже брали с собой на очередной спектакль вязание, а их мужья – сыновей, чтобы «преподать им урок добродетельного поведения». С каждым днём зрелище становилось всё более и более театрализованным. Публика свистела, аплодировала, кричала «браво!», обсуждала «игру» одноразовых актёров, тиражировала их финальные реплики для потомков: королевы Антуанетты, наступившей на ногу палачу («прошу прощение, месье, я не нарочно»), Шарлотты Корде и аббата Шарля Франсуа о гильотине («какая интересная конструкция», «отличное средство от мигрени»). А главное, публика смеялась. Смеялась над удачными остротами жертв и над собственными шутками.
Так гильотина родила гиньоль, театр ужаса, где злодеяния доведены до той степени гротеска и кича, когда уже и страшно, и одновременно смешно. Сначала от реалити-шоу отпочковался кукольный балаган, в котором друг друга терзали марионетки, а в 1897 году открылся, собственно, театр «Гранд Гриньоль».
Его создатель, Оскар Метенье, в бытность свою полицейским комиссаром, сопровождал смертников. Литераторы и журналисты клянчили у него приглашения на казнь, которые позволяли находиться возле «Вдовы», а не за оцеплением, откуда было плохо видно. Владелец одного из первых туристических агентств, приятель Метенье, молниеносно разбогател, включив в экскурсионное меню «посещение обезглавливания».
Наконец однажды комиссара осенило, и скоро в купленной им готической часовенке на улице Шанталь начало твориться такое, что украинский нетопырь Вий показался бы гоголевскому бурсаку милягой Шреком. На сцене стонали актёры, истязаемые всеми известными человечеству способами, по рядам пробирался к очередному, закошмаренному до обморока зрителю дежурный врач, и всё это ещё не называлось «хоррор», но уже было им.
