Бэль пошла на кухню и привычно нажала на кнопку чайника. Бог только помахал мне рукой… я ведь из его любимейших детей…
Кто бы мог сказать такое? Какой человек?
Она не дождалась, пока закипит вода, и беспокойно прошлась вдоль столешницы, перекладывая с места на место чашки. Мысли уже понеслись вперед, перебирая характеры и профессии. Это мужчина, конечно, мужчина… Что дальше? Надо чем-то занять руки, а то невозможно сосредоточиться.
Бэль достала картошку и начала ее чистить, а сама в это время была уже далеко-далеко, искала объяснение словам.
Когда Олег пришел домой и увидел накрытый стол, то с интересом посмотрел на жену. Но, кажется, она этого не заметила, она даже не поняла, что с момента возвращения из больницы это был первый приготовленный ей ужин.
На следующий день Бэль снова включила ноутбук, только на этот раз все же открыла страницу Word. Она долго сидела, прежде чем коснуться клавиатуры рукой, словно пианист после перелома пальца, осторожно трогала кнопки с буквами, не решаясь надавить посильнее. А потом несмело появилось первое слово, за ним – второе… первое предложение… абзац…
В тот вечер ужин безнадежно подгорел, но это в их доме было делом привычным. Самое главное – Бэль виртуозно заваривала чай.
* * *
Больше всего на свете он любил небо и Юльку. Еще Петьку. Но Петьку уже потом. А сначала были только эти двое. Поэтому у неба с Юлькой шел постоянный конфликт. Никто не хотел уступать своего законного первого места в его сердце.
– Не надоело еще, – ворчала Юлька, скорее по привычке, – смотри, другие уже давно нашли себе хорошие места, зарплаты, а ты все как мальчишка: полеты, новые истребители, надо опробовать этот двигатель, тот…
Ворчала, а сама собирала вещи и готовилась провожать в очередной полет.
Небо старалось, как могло. Показывало бескрайние просторы, далекие кромки горизонта, густые, словно кисель, облака, заколдовывало, дарило свободу и крылья.
Но он всегда возвращался.
Сначала к девчонке из соседнего подъезда.
Затем к своей девушке.
После – к невесте.
И, наконец, к жене.
Он всегда приходил с улыбкой. И уходил с улыбкой.
Юлька переживала, вечерами, бывало, плакала. Сколько неудачных вылетов было, спасали парашюты, быстрая реакция, опыт да крестик, что повесила однажды сама – как оберег.
А он лишь смеялся:
– Бог только помахал мне рукой. Он не грозит. Я ведь из его любимейших детей.
Он и тогда смеялся, когда ушел к своему небу и больше не вернулся. Был май, цвели сады, земля дышала свежестью и, наверное, сверху выглядела особенно прекрасной. Он выбрал правильный день, чтобы не вернуться.
