– Почудится же, – проворчала Янди, снова ложась и заворачиваясь в овечью шкуру.
Но сон уже ушел. Лазутчица вновь и вновь вспоминала подслушанный ею разговор в храме неведомой богини. И все сильнее убеждалась: ничего хорошего ждать не приходится. Причем опасность грозила не столько Аюне, сколько Аорангу – и, похоже, ей самой.
Наконец круглое отверстие дымохода посветлело – снаружи рассвело. Один из молодых жрецов принес крынку парного молока и большую круглую лепешку.
– Ашва уже ждет вас, – сообщил он.
Жрец и впрямь самолично сидел на козлах запряженной повозки, глядя куда-то вдаль неожиданно усталыми глазами.
– А где Аоранг? – спросила царевна, оглядываясь.
– И где Рыкун? – подхватила Янди.
– Мохнач ушел вперед, – коротко сказал жрец. – Решил дать побегать большому коту. Здесь его все же опасаются. Но мы скоро их догоним…
Он помог царевне забраться под плетеный полог.
– А где давешний возница? – спросила Янди.
– Без него управимся, – резко ответил жрец. – Садись, не тяни!
Янди устроилась рядом с ним на козлах, чтобы по возможности хорошенько рассмотреть дорогу. Кто знает – возможно, обратно придется добираться без провожатых… Если вообще придется…
Вскоре повозка тронулась с места. Деревянные колеса грохотали по застывшим от ночного холода колеям. Ворота селения остались позади, по сторонам потянулась степь, озаренная бледным утренним солнцем. Ашва, прищурившись, поглядел на небо и вздохнул.
– Снега все нет, – пробормотал он.
– И Аоранга нет, – заметила сидящая рядом с ним Янди.
– В самом деле. – Аюна приподняла одну из циновок, закрывавших стороны возка, и выглянула наружу. – Ни Аоранга, ни Рыкуна нигде не видать! Они точно ушли прогуляться?
– Значит, они уже в храме, – буркнул Ашва.
– В храме? Где же он?
– А вон там, – подсказала Янди. – Ведь это храм? Мы туда едем?
– Болтай поменьше, языкастая девица, – буркнул старый жрец, поворачивая повозку к высокому строению, что поднималось на покатом холме неподалеку. При свете солнца оно показалось Янди куда больше, чем ночью. Стены его были разукрашены узорами, которых она в темноте не заметила. Аюна с любопытством разглядывала росписи – на ее вкус, грубые и дикарские, но волнующие воображение. Женщины в длинных платьях, с распущенными волосами, с человеческими и кошачьими головами, засевали или жали поля, шествовали с дарами в процессиях, возносили моления каким-то страхолюдным существам… Значение многих рисунков было царевне непонятно, и она попросила Ашву объяснить их, пока повозка медленно ползла вверх по склону пологого холма.
