Через некоторое время Алекс вышел на просеку. Посмотрел налево. Потом направо. А куда идти-то? Где цивилизация? «Ай, будь что будет», — подумал он и побрёл на запад. Это уже потом, позже, он открыл карту местности и узнал, что, если бы он направился в обратном направлении, то вскоре вышел бы к старой, но ещё использующейся железной дороге с небольшой станцией. А так впереди его ждало почти двадцать пять километров до ближайшего союзного городка. Правда до него Александр так и не дошёл.
*
Солнце твердо встало над горизонтом и стало припекать спину, да так сердито, что пот покатился в три ручья. Снять чёрную кожаную куртку не было никакой возможности, это было понятно даже ежу, что преспокойно перебежал ему дорогу. Сломанная рука… про неё лучше вообще не стоит ничего рассказывать. Если бы Алексу предложили сейчас её ампутировать, чтобы больше не терпеть тупое тукающее нытье, иногда перемежающееся с острыми ударами, переносящими резь из области запястья куда-то под ребра, то он, наверное, серьёзно бы задумался над этим вопросом. Потому что боль не затихала ни на минуту. Связанные руки можно было либо держать поднятыми к плечу, либо выставлять их перед собой. И так, и так было больно и неудобно. Горло настолько пересохло, что даже глотательные движение вызывали ощущение, словно по глотке водили наждачной бумагой. Язык превратился в сухой пенёк. Дико хотелось жрать. Но это была меньшая из бед, поэтому он старался не обращать внимания на чувство голода. Хотя с каждым часом это получалось все хуже. Хорошо, что ещё не было позывов в туалет — видимо, вся влага при погоне вышла.
Александр брёл по лесу вдоль просеки. Идти под палящим солнцем он уже не мог, а в лесу от зноя хоть немного спасали ещё редкие кроны деревьев. Он углубился чуть дальше в лес, потому что растительность там была гуще. Именно этого его и спасло.
Потому что внезапно он почувствовал лёгкий запах дыма. Не пожара или костра, а именно печного дыма. Алекс вздрогнул, принюхался и стал медленно передвигаться на запах, старясь не потерять этот еле ощутимый дух жизни. Казалось, что он весь обратился в один большой обонятельный рецептор, пытающийся не потерять след молекул сгоревшего дерева в густом коктейле лесных ароматов.
Вскоре он вышел на еле заметну тропинку, которая и привела его к добротной одноэтажной деревянной избе с высокой двухскатной крышей. Широкие бревна ещё не успели потемнеть, хотя и свежесрубленным дом тоже не казался. Над ним вился еле заметный дымок. Вокруг не было ни души.
