Легкое тщеславие наполняет меня от мысли, что я свободно расхаживаю по зданию, в которое Абрамовича не пустят дальше порога, и я продолжаю расспросы.
– А кто может стать членом клуба?
Рональд выводит меня в гардеробную и показывает на деревянные скворечники с именами.
– Это – избирательная урна. На ней имя кандидата в члены клуба. Для того чтобы стать кандидатом, нужны рекомендации двух членов клуба, как только тебя зарегистрировали, твоя кандидатура проходит тайное голосование. В течение нескольких недель члены клуба могут голосовать за или против данной кандидатуры. И голосуют против они только в том случае, если располагают какой-то информацией, по которой этот человек не достоин быть членом клуба. Возможно, им известны факты, бросающие тень на его репутацию. Внутри ящика – два отделения. Слева – за, справа – против. В корзине лежат шары. Когда ты берешь шар и просовываешь руку в отверстие, никто не видит, куда ты кладешь его внутри – в левое отделение или в правое. Когда голосование заканчивается и почетная комиссия открывает урну, кандидат не проходит, если у него хотя бы один негативный голос. М-да, пять лет назад они ввели ограничение в два шара. Времена меняются, приходится быть более толерантными.
– Так от мнения одного неизвестного человека зависит отказ в таком важном мероприятии? А если кто-то из членов клуба недолюбливает этого человека, по личным причинам, и из вредности положит ему негативный шар?
– Это твои украинцы могут положить шар из вредности! – возмущается Рональд. – А английские джентльмены не будут порочить чье-то имя из-за личной неприязни. Если ты имеешь что-то против этого человека, твой выбор должен быть морально обоснованным. И если потенциальный кандидат совершил хотя бы один непристойный поступок, в бизнесе или в частной жизни, его репутация похоронена. Он может быть успешным бизнесменом и заработать много денег, но в финансовом Сити, где все друг друга знают, где каждое значимое имя занесено в справочник «Кто есть кто в Сити» и каждая значимая биография опубликована для всеобщего обозрения, он никогда не будет принят в приличные дома. А на совести твоего Абрамовича столько мелких и крупных грешков, что проживи он тут сорок лет – и все равно никогда не станет своим.
Рональд многозначительно умолкает и демонстративно переключается на полирование серебряного подноса. Я вижу, что к мистеру Доусону присоединились его запоздавшие компаньоны, и сейчас последуют заказ из коллекционного вина, и дорогие сигары, и разговоры о большой политике и девальвации фунта. Я еще раз с достоинством пересекаю просторный холл приемной, в который заказан вход русским и арабским нуворишам с подмоченной репутацией, и улыбаюсь по ходу почтенным джентльменам. Мне нравятся мои клиенты. Они никогда не грубят, обращаются со мной почтительно и не позволяют себе пошлых заигрываний. И даже если они в глубине души думают, что между нами социальная пропасть и я не более чем обслуга, приносящая кофе, они никогда не подадут вида.
