Она знала, что это ее не касается, но все равно расстраивалась, когда с Эдди так разговаривали. Так с ним разговаривал почтальон, вручая почту, и их соседка мисс Ванда в те несколько раз, когда она заставала Эдди во дворе. Даже Маршалл разговаривал с ним таким тоном. Это казалось особенно нелепым, потому что, по мнению девочки, если кто и заслуживал подобного высокомерного отношения, так это Маршалл, эта длиннорукая обезьяна. Но Эдди был умен. Она знала это, потому что читала его книги — лучшие в доме. Книги по истории Древнего мира и (ее любимые) сборники легенд о таинственных волшебных мирах. Она любила людей с хорошим воображением. Даже если они были странными.
Остальные члены его семьи ели вместе на кухне — он же предпочитал одинокие трапезы в столовой. Были и другие странности: его чувствительность, молчаливость, его бесконечные партии в настольные игры с самим собой — даже в самые скучные, такие как «Монополия» и шахматы.
Может, в этом и было ее бремя — подмечать все те странные и раздражающие вещи, которые делают люди, когда думают, что они одни? Привычку мистера Ника надолго замирать, вглядываясь в пустые комнаты. Невнятное бормотание миссис Лоры. Или проклятия, которые изрыгает Маршалл в адрес собственного отражения в зеркале гостевой спальни, проводя руками по короткой щетине волос. Еще до своего переезда в застенье девочка наблюдала за одноклассниками во время школьных викторин, когда окружающий мир схлопывался для них до размеров собственного разума. Она видела, как руки мальчишек ползут вверх по штанинам шорт, а девочки в кровь обкусывают ногти.
Она пожала плечами. Уж кого можно было назвать странным, так это Эдди.
Девочка перевернулась на живот и встала на четвереньки. Позволив себе тихонько покряхтеть, она с удовольствием потянулась, разминая напряженные мышцы. Мысли улеглись в ее голове, пока она ползла под полом, моргая в почти полной темноте, вдыхая сладкий мускусный запах изнанки дома, а под ее руками и ногами вздымались еле заметные, медлительные облачка пыли…
В конце концов, ей ли было судить других — в ее-то положении?
На улице вела наступление луизианская весенняя жара. Влажный воздух наполняло жужжание цикад — громкое, будто сирена несущегося по встречке лета. Но девочке их пение казалось стройным и даже успокаивающим своей предсказуемой монотонностью.
Из окна чердака на третьем этаже открывался отличный обзор. В высокой траве, обступившей задний двор, медленно ползла крупная черная змея, уверенно прокладывая себе путь под резную сень разлапистых дубов. Миссис Лора с перепачканными коленями стояла над свежеполитыми огородными грядками, уперев руки в бока. А за углом пристроенного гаража бродил из стороны в сторону на сегодня уже завершивший свое обучение музыкальному искусству Эдди — из-за края покатой крыши девочка видела, лишь как подпрыгивают в такт шагам его взъерошенные черные волосы.
