Тим спустился с крыльца, чтобы выключить генератор, и на него набросились комары. Скаут-мастер чувствовал, как они слетались к затылку, словно пьяницы к стойке бара. Прихлопывая насекомых, Тим обошел хижину, для равновесия касаясь пальцами бревенчатой стены – все-таки он слишком быстро проглотил виски…
Комары занимали каждый дюйм обнаженной кожи, погружали в нее хоботки и впрыскивали зудящий яд. Тим наткнулся на генератор, ободрав голень о металлический корпус, и принялся нащупывать выключатель, одновременно отмахиваясь от вертевшихся кругом кровососов. Те, казалось, превратились в непроницаемую пелену, когда он наконец отыскал и повернул тумблер.
Свет на крыльце погас. В наступившей темноте комары как будто принялись множиться в геометрической прогрессии. Тим ощущал их повсюду: бескровные лапки танцевали на его плоти, уши наполняло сводящее с ума жужжание прозрачных крыльев. Тим начал с остервенением хлопать себя по бокам, едва сдерживая рвущийся из горла крик. Со всех сторон пульсировал гудящий, жалящий, ядовитый саван. Забирался в уши, щекотал в носу, разъедал уголки глаз.
– Кровожадные ублюдки…
Вслепую ухватившись за створку двери, Тим распахнул ее и ввалился на застекленную террасу. Он хлопал себя по спине, будто работник ранчо, отряхивающий пыль после падения с лошади, и наслаждался податливой хрупкостью тел насекомых.
Тим прерывисто выдохнул и безрадостно рассмеялся. Руки его были липкими от раздавленных комаров. Скаут-мастер подумал о Гулливере, связанном тысячами лилипутов. Прежде эта сцена не вызывала в нем страха, но на самом деле перспектива оказаться окруженным тысячами и миллионами врагов была довольно пугающей.
В наступившей тишине Тим услышал ровный гул, разносившийся над водой. Звук подвесного мотора. На Большой земле случилось ЧП? Нет, с ним бы связались по радио.
Тим вошел в хижину и проверил приемник. Тот басовито зашипел, а значит, связь работала. Рев мотора снаружи усиливался.
Скаут-мастер зажег керосиновую лампу и сел на террасе. Он скреб побелевшие волдыри от укусов на шее, запястьях и кистях. По коже побежали мурашки, а желудок болезненно сжался. Тим рассмеялся – растерянным, похожим на гусиный клекот звуком! – и провел ладонями по бугристой, точно апельсиновая корка, коже. Приятный привкус виски во рту сделался кислым, а мочевой пузырь напрягся.
«Факт, который нельзя отрицать: злая выходка других становится нашим собственным злодеянием, потому что она воспламеняет зло в наших сердцах».
