Служанка принесла мой саквояж, я поставила его до поры у ног. Обширный стол был рассчитан на более многолюдное собрание, а нас было шестеро. Я сидела во главе, чтоб видеть всех присутствующих, по правую руку устроился чародей. Прочие заняли стулья слева.
— Дамы, — проговорила я торжественно, — господа…
— Чаю принеси! — перебила барыня, обращаясь к горничной.
Служанка юркнула за дверь. Мы молча ждали. Тишина была тревожной, нагнетающей, грозящей вот-вот взорваться чем-то невообразимым. Мой кураж исчез без следа, сменившись недобрым предчувствием. Что не так? Где-то я все-таки ошиблась?
Теплая рука Семена нашла мою под столом, мои пальцы дрожали. Кашлянув, чародей спросил, глядя в пространство:
— Любопытно, что символизируют паровозные детали на вашем фамильном гербе?
Ему не ответили, только Анна Гавриловна фыркнула.
Но тишина уже была нарушена, и гнетущее чувство отступило. Пожав благодарно мужскую ладонь, я сложила руки перед собой. Вошли слуги, стали накрывать стол к чаепитию, застелили его ажурной скатертью, расставили приборы, горки с пирожными, нарядный самовар. Меня слегка мутило от духоты, потому яства интереса не вызвали.
— А собачка куда подевалась? — спросила я Машу, сидящую ближе всех.
— Маркиза? Ума не приложу.
— Сбежала, наверное, — несколько визгливо сказала Нюта. — Обморочный студень, перестарок. Вы бы, господа столичные чиновники, в своем Мокошь-граде порядок навели. Где это видано — под видом щеночка старуху подсовывать?
Семен Аристархович пообещал непременно разобраться, спросил о приметах продавца. Их знала Нинель Феофановна, и по ее описанию можно было хватать большую половину столичного населения, то есть мужскую его половину.
Слуги ушли, почтительно прикрыв двери. Крестовский сказал негромко:
— Его высокоблагородие Попович Евангелина Романовна, сыскарь чародейского приказа, начинает перекрестный допрос в доме купца Бобруйского на Гильдейской улице и продолжать его будет столько, сколько посчитает нужным.
Его никто перебивать и не подумал. Тут, конечно, можно было пуститься в размышления о половом неравенстве, но я не стала. Семен достал из кармана какую-то блестяшку с половину ладони величиной, похожую одновременно на кованый листок ясеня и на бритовку, которой карманники орудуют.
— Это, — пояснил чародей, — артефакт, называемый «драконья чешуя». Он Евангелине Романовне в допросе поможет.
Я недоверчиво посмотрела на чешуйку, положенную в блюдце около самовара. Да, артефакт. Наверное. Только не чародейский ни разу. Это у гнумов байка есть, что ежели драконью чешую в плавильный котел добавить, сталь какие-то немыслимые качества приобретет. Ну как байка… Мифология у гнумов целая вокруг летающих огнедышащих ящеров построена. Но не суть. Именно за эту штуковину Семен граверу стопку ассигнаций заплатил. И она того стоила.
