— Я на рассвете уеду…
— Куда?
— В поместье поживу, пока распутица, а после…
— Что — после? Фантазерка. Без меня тебе не выжить, под фонарем закончишь, тело свое жирное предлагая.
— Девочки…
— Не останавливайте меня, маменька. Я этой лгунье все в глаза выскажу. — Анна Гавриловна притом вовсе в пространство смотрела, только губами шевелила — что-что, а лицо держать умели все женщины купеческой фамилии.
— Машенька, — вдова потрепала старшенькую по плечу, — не сердись. Нюта сейчас не понимает, что болтает. Она остынет и нас с тобою не оставит, устроимся уж как-нибудь. Хочешь в поместье поселиться, изволь…
— И маменьку с собою прихвати, — предложила Анна Гавриловна, — хорошо вам вдвоем будет, весело.
— Нюта!
— За то, что вы со Степаном сотворили…
— Замолчи.
— Ведь обещали, что если уеду, если соглашусь…
— Степана Фомича… — начала было Мария, но Нинель Феофановна что-то такое сделала под скатертью, может, за колено ущипнула, отчего барышня вздрогнула.
— Молчать, обе рты на замок! — велела вдова. — Родителя нынче потеряли, извольте скорбь проявить.
Анна Гавриловна бросила на стол салфетку, поднялась и вышла из залы.
Я посмотрела на Крестовского, он кивнул, прикоснулся пальцами к галстуку. «Ступай, если что, оберег используй», — расшифровала я пантомиму и выскользнула через другую дверь.
Нюту нашла в обширной гостиной первого этажа на мягком диванчике. Девушка рыдала, размазывая слезы по лицу. Присев рядом, я протянула ей платок.
— Тяжко…
Барышня трубно высморкалась.
— Можешь меня Геля звать, — сказала я дружелюбно и негромко, — мы ровесницы почти.
Анна молча скривилась, я вздохнула:
— Ровесницы, и сироты обе, у меня тоже из родных только мачеха.
Собеседница протянула с неожиданной злобой:
— Предупреждали меня, что ты лисица хитрая, столичная штучка.
— Это потому что рыжая, вот народ хитрость и мнит, по аналогии.
— Народ…
— Именно. Ну, чего рыдаешь? Папенька-мучитель отошел, богатой наследницей тебя оставил, заживешь теперь.
— Да много ли радости от богатства?
— Это ты мне скажи.
Голубые глазки блеснули.
— Буду теперь родственниц мучить, за смерть любимого наказывать.
— Матушку с сестрицей?
— Их! — Барышня, повеселев, села прямо, ножку на ножку закинула, вальяжно спросила: — Как у тебя получается женихов менять? На балу репортеркой представилась, нового пристава невестой, теперь его превосходительство крутишь?
— Неправда это, господин Крестовский — начальник мой строгий, а сердце только Григорию Ильичу принадлежит. — В доказательство я подняла руку с кольцом. — Приставу.
