Незнакомец рассмеялся.
— Приветствую тебя, Архимед[3]! Я думал, что ты уже умер.
— Мое имя не Архимед. Я Чарли Хайк.
Незнакомец рассмеялся вновь.
— Чарли? Тоже доброе имя. И если ты, молодой человек, и дальше будешь использовать голову по её прямому назначению, то есть думать, это имя станет не менее славным, — произнеся это пророчество незнакомец спросил: — А где твой дом?
Мальчик все еще с удивлением разглядывал его. Обычно он бы не стал разговаривать на такую тему с незнакомцами, ограничившись неопределенным жестом руки, но тут Чарли ощутил желание ответить.
— У меня нет дома. Я снимаю номер на улице Бреннан.
— Понятно. Номер. Где же твоя мать?
— Наверное, где-то есть. Я никогда не видел ее.
— Вижу, а твой отец?
— Не знаю. Он ушел в плавание, когда мне было четыре года.
— Плавание?
— Да, сэр, в море.
— Значит мать исчезла, отец в плавании… Слушай, Архимед, ты хоть учишься?
— Да, сэр.
— На каком курсе?
— У нас нет курсов. Школа. Шестой класс.
— Понятно… Какая школа?
— Школа номер двадцать шесть… Тут жарко. Я не могу стоять здесь весь день. Я должен продать газеты.
Незнакомец вытащил кошелек.
— Я возьму все газеты, — объявил он, а затем продолжил: — Мой мальчик, я хотел бы, чтобы ты пошел со мной…
Это был странный момент. Сюрприз, странный каприз Судьбы. Чарли Хайк пошел с доктором Роболдом.
Глава II. Ядовитая пелена
Мы все прекрасно помним тот день, когда весь мир напряженно ловил каждую новость из Окленда, затаив дыхание от ужаса. Никто не может забыть это время. Сначала все сочли сообщение газетной уткой. Несмотря на все заверения журналистов, мы были склонны лишь смеяться. История была слишком фантастична, чтобы поверить в нее, но буйство воображения того, кто все это придумал, вызывало восхищение.
Это было в дни, когда новости стали пресными и скучными. Человечество росло, но наука и техника обеспечили, если и не изобилие, то сытость и уют почти каждому. И даже журналистам больше не приходилось писать о бедствиях и злодействах, вместо этого все, что оставалось акулам пера, так это воздавать хвалу совершенству недавно наступившего нового тысячелетия. Казалось, наступила вожделенная Утопия, где никто не таится за углом в сумраке ночи, дабы убить и ограбить, и некому было более возжелать дома ближнего своего[4].
Новости стали скучны — это надо признать. Третье тысячелетие постепенно превращалось в Золотой Век. Ничего не происходило. И многие надеялись, что и не произойдет. Но тут…
