Царевна-лягушка для герпетолога | страница 4
Потом, конечно, все забылось. Ванька в лучших традициях Михаила Васильевича Ломоносова покорил Воробьевы горы, в непростом выборе между химией и биологией остановившись на том, к чему больше душа лежала.
Мы с Левушкой поступили в Гнесинку. Сначала в колледж, потом в Академию. Лето по-прежнему проводили вместе. Я аккомпанировала Левушке на фортепиано, благо инструментом владела не хуже иных пианистов. Он на стареньких отцовских «Жигулях» возил меня по раздолбанным проселочным дорогам от деревни к деревне в поисках обрядов и песен, находя без всякого навигатора дорогу даже там, где сеть просто не ловила. Хотя другу детства прочили карьеру в лучших оркестрах, он частенько приходил к нам в фольклорный ансамбль подыграть на жалейке. Языкастые мои однокурсницы прозвали его Лелем и записали мне в женихи.
— Да я бы за него пошла только из-за одного соло в Первой симфонии Чайковского! — мечтательно закатывала глаза миниатюрная Лера Гудкова, с которой мы всегда вытягивали самые высокие ноты в сопрановых партиях.
— А губы-то у него, поди, тренированные! Накачанные, — со знанием дела добавляла разбитная Валентайн Пьянзина, которая встречалась с валторнистом.
Спору нет, рослого, ладного Левушку не портили даже белесые ресницы и брови при таких же светлых волосах, а от его соло в «Угрюмом крае» Чайковского[3] и «Тройке» Свиридова мурашки бежали по коже и слезы на глаза наворачивались. Да и с бабушками деревенскими во время наших экспедиций за песнями он договаривался куда лучше меня. Деликатный Лель умел так повести разговор, что сельские жительницы не только сами вспоминали давно забытые редкие образцы умирающей традиции, но еще и приводили на спевку соседок да подруг, которые тоже, случалось, вспоминали песни седой старины.
Вот только сам Левушка упорно держался в френдзоне и не спешил подавать какие-то знаки, что хотел бы перевести наши отношения из дружеских в другую плоскость. К тому же сердцу не прикажешь, а мое ретивое к этому времени занимал другой.
Портрет Левы от P.Elena_art
Со студентом-археологом Никитой Добрыниным мы познакомились у отца на раскопках. Меня сначала впечатлило, как этот кряжистый парень с накачанной бицухой артистично колол дрова и в одиночку ворочал на раскопе бревна. А потом я узнала, что он занимается реконструкцией по Древней Руси и увлекается историческим фехтованием. Когда он поднял тяжелый харалужный меч и начал им выписывать такие кренделя, что, если бы нынче случился ливень, он бы остался под ним сухим, я едва не растеклась лужицей подтаявшего мороженого. Хорошо, что отец и Ванька добавили холодку.
