В тот раз мы успели почти вовремя, перехватив Петьку у самого края, где он с азартным воплем «биба!» охотился на вуалехвостов. К счастью, ни рыбы, ни рыбак не пострадали, но в сердце Ивана поселилось недоверие к брату. Обиду он, впрочем, на «мелкого» не держал, списывая все его пакости на малолетство. С тем же стоицизмом он относился к царапинам и укусам мохнатых, пернатых и чешуйчатых питомцев, за которыми ухаживал в кружке Московского зоопарка, а потом и на биологическом факультете МГУ. В самый престижный вуз страны Ванечка поступил, блестяще написав олимпиады по химии и биологии.
Я вообще-то в тот год тоже успешно выдержала экзамены в Академию, но разве моя народно-хоровая Гнесинка могла тягаться с вузом маминой мечты, куда она два раза безуспешно пыталась пробиться на филфак, безнадежно заваливая историю, чтобы потом вместо этого выйти замуж за своего молодого репетитора. Меня мама еще и считала недоучкой.
Выбрав профессию музыканта и поступив после девятого класса в колледж имени Гнесиных, я осталась без аттестата зрелости. И то, что я в свои девятнадцать лет, получив первый диплом, вела на полставки музыку в ее школе и пела в хорошем фольклорном коллективе, маминого мнения не меняло.
Ванечка оставался для нее светом в окошке. Впрочем, тихого, скромного и рассудительного брата любили все, словно чувствовали, что к нему присматривается иной неведомый мир…
О том, что неведомое затаилось у нас прямо под боком, мы узнали еще в детстве. Но не тогда, когда прилежно отчищали у отца на раскопках черепки или смотрели в национальном парке на плотины бобров и гнезда выхухолей. И даже не в те разы, когда в компании нашего соседа и Ванькиного одноклассника Левушки с гиканьем носились на великах по окрестным ельникам и березнякам, сшибая сыроежки и лишь чудом не опрокидываясь вниз на бровке глубокого и крутого оврага.
Левушка, который занимался в моей музыкалке на гобое, умел из любой тростинки и даже листика сварганить если не пыжатку, кугиклы или калюку[1], то птичий манок, мастерски подражая хоть смеху горлицы, хоть соловьиной трели. И потому, несмотря на его полное непонимание биологии и особенно химии, которую честно списывал у друга, пользовался у Ваньки непререкаемым авторитетом. Хотя Левушка и в самом деле понимал куда больше нас обоих, разве только не сумел предостеречь — или не успел.
— Ребята, смотрите, это же бородатая кукушка[2]! — воскликнул Ваня, разглядев где-то среди раскидистых крон невзрачную серую пичугу и увлекая нас с Левой в лес. — Понимаете, это ж настоящая сенсация! Они в наших широтах не встречаются.
