Окончательно забыв про мальчишку, Камень упал на колени, тщась прикоснуться губами к краю одежды царицы:
— Моя госпожа! Моя милостивая владычица! — бормотал он, чувствуя, что слезы текут по его щекам.
Девушка отстранилась. В ее глазах Камень прочитал удивление и досаду. Могучий Утес отвлекал ее от спасения человеческой жизни, а это она явно считала важнее любых церемоний.
— Что с тобой, достойнейший? Уж не принимаешь ли ты меня за мою мать?
Две другие луны также покинули облака, и Камень понял свою ошибку. Что поделать, мертвым возврата нет. Девушка, такая же юная и прекрасная, какой была супруга царя Афру двадцать лет назад, походила на нее, но лишь в той степени, в какой дети походят на своих родителей.
О, Великий Се! Неисповедимы пути твои!
События двадцатилетней давности всплыли перед его мысленным взором, и он увидел вновь прелестное дитя из надзведных краев — дочь царя Афру и царицы Серебряной. Шустрая трехлетняя девочка безбоязненно бегала по садам и коридорам древнего дворца, а затем засыпала на коленях отца. И даже если владыка в это время принимал иноземных послов или беседовал о важных государственных делах, он не отсылал ее прочь, а вятшие мужи, хотя их об этом никто не просил, говорили тихо и ступали неслышно, и стражники стояли неподвижно, точно статуи, боясь потревожить сон маленькой царевны…
Когда началась резня, царица успела спрятать дочь в одной из гигантских нефритовых ваз, подаренных деду ее царственного супруга синтрамундским калаганом. Камень нашел девочку раньше убийц. Сокрыв малышку под плащом, он вынес ее из обагренного кровью дворца, в который больше не вернулся, и передал вестникам на огненный корабль. И вот прошло двадцать лет, и превратившаяся в прекрасную девушку царевна стояла перед ним зримым подтверждением ходивших в травяном лесу упорных слухов о том, что вестники великого Се опять вернулись в Сольсуран.
Хотя Могучий утес, опасаясь гнева князя Ниака, никому не рассказывал о своем участии в судьбе юной царевны, через столько лет девушка узнала его.
* * *
Поскольку Камень был так потрясен, что едва мог справиться с бешено бьющимся сердцем, помочь во врачевании он почти не смог. Однако дочь царя Афру успешно справилась сама, не только перевязав раны беглеца, но и успокоив терзавшую его боль.
— Кажется, должно обойтись, — выдохнула царевна, стирая кровь с рук. — До утра ему хуже не станет, а на рассвете его заберут мои друзья.
Камень нахмурился. Конечно, мальчишку следовало спасать, но негоже царевне нарушать законы Сольсурана!
