Последним в их отряде стал Аарисиим, метаморф-охранник. Валентин взял его с собой не столько для защиты – с этим Лизамон Гультин могла справиться сама, – сколько из-за проблем, связанных с хсиртиуром.
Аарисиим, хотя и перебежчик в прошлом, казался Валентину не менее достойным доверия, чем всякий пьюривар. С опасностью для жизни он выдал Валентину своего хозяина Фараатаа, когда вождь мятежников, перейдя все гра ницы, угрожал убить королеву метаморфов. Возможно, он и теперь будет полезен и сможет обнаружить то, чего даже проницательный взор Делиамбера не смог разгадать.
Рабочий поселок представлял собой скопище плетеных хижин невдалеке от центрального сектора раскопок. Эти хлипкие временные строения напомнили Валентину Иллиривойн, метаморфскую столицу в джунглях Зимроэля, где он побывал когда-то. Но это место казалось еще более удручающим, чем Иллиривойн. Там метаморфы, по крайней мере, могли строить свои жилища из молодых деревьев и лиан, а здесь в их распоряжении не было ничего, кроме скрюченных кустов, растущих на равнине. И хижины тоже получились кривыми и жалкими.
Рабочих кто-то предупредил о прибытии понтифика, и когда Валентин подъехал, они уже толпились перед хибарами группами по восемь-десять душ.
Это были тощие, оборванные, голодного вида создания, разительно отличающи еся от культурных, образованных археологов. Валентин спросил себя, где же они берут силы, чтобы заниматься своим тяжелым трудом в этом негостеприимном климате.
Как только появился понтифик, они устремились вперед и окружили пришельцев так плотно, что Лизамон Гультин зашипела и схватилась за свой вибромеч.
Но они, видимо, не замышляли ничего дурного – просто толпились вокруг и, к удивлению Валентина, выказывали ему самые раболепные знаки внимания: толкали друг друга, чтобы поцеловать край его одежды, падали на колени в песок, даже простирались ниц.
– Не нужно этого, – растерянно крикнул Валентин.
Магадоне Самбиса отзывала рабочих назад, а Лизамон Гультин с Насимонте отталкивали наиболее рьяных. Великанша делала это спокойно и без суеты, Масимонте же злился, и на лице его читалось отвращение. Когда передние отходили, их место занимали задние, рвущиеся вперед с яростной решимостью.
Эти изнуренные труженики так старались выразить свое почтение понтифику, что Валентин не мог не усмотреть в их рвении откровенной фальши. Они явно перегибали палку. Возможно ли, чтобы какая-то группа пьюриваров, пусть даже самого простого звания, вдруг ощутила искреннюю радость при виде понтифика Маджипура? Или так слаженно, по доброй воле, выражала свой восторг?
