"Я, Ашшурбанипал, царь вселенной, царь Ассирии, ради удовольствия моего, охотясь пешком, схватил свирепого льва пустыни за уши […] дротиком рук моих я пронзил его тело" или в другой раз "Я, Ашшурбанипал, царь вселенной, царь Ассирии, ради развлечения моего величества схватил за хвост льва пустыни […] собственной палицей я размозжил ему голову, расколол череп его обоюдоострым мечом".
Фараон Аменхотеп III тоже славился охотой на крупную дичь, и о его достижениях также остались записи: "Число львов, добытых его величеством, его собственной стрельбой, начиная с первого года царствования и кончая десятым годом царствования – 102 грозных льва" (История Древнего Востока, 1988, с. 454). В другой раз фараон в ходе одной удачной охоты убил свыше 50 диких быков, а через четыре дня – ещё 40 (там же, с. 452).
Именно древняя Великая Охота на мегафауну породила практикуемые впоследствии по всему миру обряды инициации мальчиков, проверяя их готовность для участия в этом чисто мужском занятии. Не случайно все подобные практики связаны с проверкой умения терпеть боль или каких-то физических навыков. Обряды женской инициации распространены в гораздо меньше степени, но даже там, где они есть, не носят характер такой важности, как инициации мужские, что говорит о том, что в древности эти практики формировались в соответствующих условиях, когда главный акцент делался именно на мужчине.
Если до начала Великой Охоты мужчины и женщины, скорее всего, одинаково занимались собирательством, то позже выстраивается культурно обусловленное разделение труда: мужчина отныне – исключительно охотник (он больше даже не мыслится как не охотник), а женщина же продолжает заниматься собирательством. Поскольку такое положение вещей длилось тысячелетия, то это разделение со временем фиксируется в культуре, в её предписаниях. Так рождается гендер: освещённая культурой дихотомия "мужского" и "женского", требующая от мужчины быть охотником, а от женщины делать всё, что женщины и так всегда делали (то есть собирать плоды, рожать и растить детей, обустраивать жилище, отделывать одежды и всё остальное. Вообще всё. Кроме охоты). Поскольку охота на мегафауну была эффектным делом, всякий охотник (то есть всякий мужчина, прошедший обряд инициации), если продолжать сравнения с грандиозным спортивным состязанием, сам по себе становился культовым. Мужчина стал героем, феноменом, не менее грандиозным, чем его Великая Охота. Так вместе с гендером рождается и деление на престижные дела и остальные – непрестижные. Женщины, дети и старики были отнесены к категории людей, выполняющих всё непрестижное. Со временем это выливается и в презрение к тем, кто выполняет непрестижные работы. Особенно это касалось женщин, поскольку маленькие мальчики со временем ещё станут мужчинами, а старики ими уже были, то женщина оказывалась единственной, у кого не было никаких шансов стать Мужчиной, даже примерно ему уподобиться. Женщина и весь женский труд становятся презренными. Отныне Мужчине заняться "женской работой" было немыслимо. Это стало бы не просто оскорблением, но даже угрозой развенчать конкретного Мужчину, лишить его мужественности, его почти сакрального статуса (всякое сравнение с женщиной или же занятие "женскими делами" считаются оскорбительными даже в современном западном обществе).
