Годы, годы… Сколько их уже осталось позади? Как инверсионный след за истребителем: тот, что у сопла, — четкий насыщенный, а на другом конце расползается и тает, вроде и не было вовсе.
…Что же скажет сегодня генерал? Что ему известно о Федоре?
В ожидании машины Виктор Антонович добросовестно прочистил мундштук трубки. Он давно собирался это сделать, да все недосуг было, — продул его, посмотрел на свет. Все в порядке. Затем набил ароматными стружками табака, поднес огонь. Пламя на спичке флажком кувыркнулось вниз, и желтые ленточки табака зарумянились, почернели, запрятав огонек внутрь. Виктор Антонович придавил взбухший табак пальцем и несколько раз с удовольствием затянулся.
Небо уже совсем посветлело, и сквозь серо-стальную паутину облаков густо проявилась голубизна. Уронившая освежающий дождик туча вдруг зарумянилась в лучах еще невидимого за горизонтом солнца, а на верхушках деревьев заискрились кристаллики чистых, как слезы, капелек воды.
Виктор Антонович замер, словно боялся нечаянно спугнуть рожденный наступающим днем звонкоголосый, с неуловимыми оттенками и запахами дар природы, удивительно похожий на сон, приснившийся ему в это необычное утро.
На какое-то мгновение показалось, что сон продолжается, что Надя никуда не улетала, а сидит в комнате у стола, уткнувшись подбородком в сложенные кулачки и так же, как он, зачарованно прислушивается к звукам уходящей ночи; стоит только обернуться, посмотреть в ее удивленные глаза, и они заискрятся тихим блеском. Она притушит их веками и с улыбкой чуть-чуть вскинет подбородок, молча спросит: «Ну что?» И замрет в ожидании, пока Виктор Антонович так же прикроет веками глаза, чуть-чуть улыбнется и так же кивнет: «Все отлично!» Тогда она обязательно схулиганит, по-детски скорчив озорную гримасу.
Виктор Антонович то с грустью, то с сожалением, а то и со страхом вспоминает те жизненные перекрестки, на которых их судьбы могли навсегда разойтись, не прикоснувшись одна к другой. И случись такое — как знать! — было бы лучше для них или хуже…
Девятого мая сорок пятого года Виктор Гай был на аэродроме маленького чехословацкого городка Зволен. Как и все, стоял на взлетной полосе и палил в воздух из пистолета. Закопченные гильзы беззвучно падали в траву, беззвучно, словно во сне, открывали рты солдаты и офицеры, беззвучно дергались в их руках пистолеты и автоматы. Кругом грохотала невообразимая стрельба зенитных пушек, охраняющих аэродром, пулеметов, винтовок, автоматов — стреляло все, что могло стрелять.
