Погода была по-прежнему ясная. Уже вовсю палило яркое дневное солнце, и крымский берег был виден отчетливо: над Севастополем вверх поднимались огромные языки пламени и длинные шлейфы черного дыма. Весь город вновь потонул в зареве пожаров и окутался дымом…
Но долго над водой идти не пришлось. Немецкие бомбардировщики-торпедоносцы «Хейнкель-111» систематически загоняли нас под воду. Благо зоркие глаза наших сигнальщиков — боцмана Емельяненко, командира отделения рулевых Киселева и старшего рулевого Голева — вовремя их обнаруживали.
Однако наши востроглазые наблюдатели нежданно-негаданно преподнесли нам сюрприз, за который им досталось на орехи от всех.
После очередного всплытия Петр Киселев заступил на наблюдательную вахту. Он держал при себе заряженную ракетницу со взведенным курком. Отчего курок оказался взведен, не знаю, но только с того момента Петя не мог ни разрядить ракетницу, ни спустить курок без выстрела. Видно, не под силу было ему нести такую ношу, и он решил избавиться от ответственности, для чего, перемотав курок ремешком от ракетницы, запихнул ее за какой-то прибор в боевой рубке, да и забыл про нее после очередного срочного погружения.
После ближайшего всплытия его напарник, Григорий Голев, поднимаясь на мостик, решил, на свою беду, почесать спину о тот самый прибор, за которым Киселев припрятал ракетницу. После первых же толчков ракетница вывались из-за прибора, ударилась о паел и выстрелила! Снопы искр ослепительными брызгами посыпались в центральный пост. Я в это время находился в центральном посту и, оглянувшись через плечо на внезапный фейерверк, с ужасом подумал: «Достал-таки немец! Фугасным, наверное…» — и тут же прокричал:
— Срочное погружение! Боцман, ныряй на 45 метров!
Мы погрузились и принялись осматривать подводную лодку. Мысленно я шаг за шагом восстанавливал весь ход событий и никак не мог взять в толк, как мог немецкий самолет попасть бомбой в боевую рубку, да и при чем тут фугас? Или это был снаряд с противолодочного корабля? «Погоди, — осадил я самого себя, — а как же верхняя вахта? Они же должны были заметить самолет или корабль. Ничего не понимаю».
Когда же я заслушал последние доклады и убедился в отсутствии течи и повреждений, я обратил внимание на пахнущего паленым наблюдателя Голева, на котором, что называется, лица не было. Собрав все факты воедино и заглянув в боевую рубку, я обнаружил «вещественное доказательство». Дальнейшее разбирательство было скоротечно: виновник Киселев был выявлен сразу и вместе с Голевым получил порядочный нагоняй, чтобы первый впредь поступал обдуманно, а второй — не выводил из строя своей спиной материальную часть.
