Итак, нам удалось досыта накормить изголодавшихся пассажиров, и после обеда команда попыталась устроить отдых женщин и детей. Каждый старался поделиться, чем мог, и по возможности выполнить любую просьбу. Однако, несмотря на изобилие стола и внимание команды, настроение у пассажиров поднималось медленно. Они все еще находились под впечатлением тяжести осадного положения и новых пугающих условий подводного плавания.
День, который команда и наши гости провели без сна, заканчивался. После пережитого вряд ли кто-либо мог спать спокойно, к тому же во всех отсеках было очень душно, так как людей на подводной лодке оказалось в два с половиной раза больше положенного.
Тут и там слышались стоны раненых, тихие разговоры женщин и гомон ребятишек. После обеда дети быстро сдружились с матросами и старшинами. И вот уже мальчики и девочки, истосковавшиеся по отцам, которых, возможно, больше никогда не увидят, и наши моряки, давно не ласкавшие своих детей, вместе наблюдали за приборами и механизмами, развлекали друг друга незатейливыми играми или просто делились впечатлениями. К вечеру разговоры и детский смех стали затихать, люди в изнеможении засыпали.
Ночью я спустился с мостика в центральный пост, а затем пошел в отсеки, чтобы проверить организацию службы, размещение раненых, женщин и детей. Осмотр я начал с кормового отсека. Пожилая женщина на ближайшей к переборке койке, увидев меня, потеснилась и пригласила сесть рядом.
— Садись! Садись, товарищ командир! — полушепотом сказала она.
Ее низкий грубоватый голос прозвучал неожиданно мягко, но вместе с тем довольно настойчиво. Я поспешил сесть, чтобы не привлекать лишнего внимания отдыхающих и не мешать людям спать.
Из короткого рассказа женщины понял, что ее муж, сын и сноха работали на Севастопольском морском заводе в одном цехе. Осенью 1941 года, при налете фашистской авиации на завод, несколько бомб попало в цех, и все трое разом погибли. Она осталась с внучкой. Трудно, очень трудно было пожилой женщине работать и растить внучку в условиях блокады и непрекращающихся боев. Но на заводе не забывали ее, чем могли, помогали. Вот и теперь добрые люди помогли ей эвакуироваться.
Слушая ее, я незаметно оглядывал отсек, в глубине которого, почти невидимые во мраке, лежали раненые бойцы.
Я прервал женщину, едва коснувшись ее рукава, и направился к красноармейцам. Они просыпались, пытались приподняться, но, слабо улыбнувшись, видимо только из вежливости, опять впадали в забытье.
