— Это не мое имя, — проронила она.
С шутливым возмущением, смешанным с реальным облегчением, он опустил яблоко.
— Но вы же назвали его.
— Не называла.
— Нет, назвали.
— Значит, вы плохо слушали.
Отбросив наполовину съеденное яблоко, он шагнул к ней.
— Сейчас же признавайтесь, как вас зовут.
— Ничего не скажу.
— Скажете.
Он положил ладони ей на плечи и, пробежав жадными пальцами по ее рукам, заметил, как она задрожала от его прикосновений.
— Вы скажете мне, — заявил он, — после нашего поцелуя.
— Самонадеянно, — склонив голову набок, заметила она, — а что, если мы не будем целоваться?
— Но мы же поцелуемся.
И вновь, завладев его рукой, она сжала его ладонь между большим и указательным пальцами. Приподняв брови, он пристально посмотрел на нее. На лице ее запечатлелось такое выражение, словно она читала какую-то на редкость сложную книгу, пытаясь расшифровать и понять ее загадочный текст.
— Гм-м-м, — протянула она.
— Что вы делаете? — спросил он. — Зачем вы так странно сжимаете мою руку?
Нахмурившись, она устремила на него прямой, испытующий взгляд.
— В чем дело? — спросил он, внезапно встревоженный ее молчанием, сосредоточенностью, ее странным рукопожатием. Яблоки спокойно лежали в гнездах вокруг них. Пустельга, настороженно прислушиваясь, недвижимо сидела на своей присаде.
Женщина подалась к нему. Она выпустила его руку, и вновь у него возникло болезненное ощущение слабости, беззащитности и опустошенности. Не вымолвив ни слова, она вдруг сама поцеловала его. Он почувствовал мягкие изгибы ее губ, твердость зубов, невероятную гладкость кожи лица. Но она быстро отступила.
— Агнес, — коротко обронила она.
И это имя он тоже знал, хотя впервые познакомился с человеком с таким именем. Агнес. Сказано иначе, чем могло бы быть написано в книге, с почти проглоченным, скрытым «г». Язык только чуть приподнимается сзади и, так и не издав этой согласной, переходит к следующей. Ан-ньес. Ан-ньез. Нужно просто проглотить окончание первого слога и сразу перейти к следующему.
Девушка ловко, не задев полок, проскользнула мимо него. Открыла амбарную дверь, и внутрь ворвался ослепительно-белый, ошеломляющий свет. Дверь за ней захлопнулась, и репетитор остался наедине с соколихой, яблоками и мясным и скучным запахом этой крылатой хищницы.
Он настолько опьянел от поцелуя, яблочного амбара, от сохранившегося в памяти ощущения ее рук и плеч, что до половины дороги в город все строил планы следующего урока в «Хьюлэндсе» и нового свидания с соблазнительной служанкой, и лишь на второй половине — его посетила одна отрезвляющая мысль. Разве не говорили, что как раз старшая дочь этого фермера обзавелась хищной птицей?
