— Ваш достойный покойный родитель из Змеевичского уезда?
— Нет, — шепнул Митрофан.
Крестовский гаденько усмехнулся, но секретарь заговорил чуть громче, и улыбка начальства растаяла.
— Тетушка у меня там проживает, в Крыжовене. Захария Митрофановна, благонравная старуха самых передовых взглядов.
— Любопытно, — решил Мамаев, — и что же, эта дщерь Митрофана гостье из Мокошь-града не удивится?
— Сказано было, — шикнула я на коллегу, — передовых взглядов барыня.
— Она некоторым образом, — секретарь покраснел, — гадалка.
Шеф хмыкнул.
— Шарлатанка?
— Что вы, ваше превосходительство, дар провидческий тетушке положен.
— Семен Аристархович просит прощения, — улыбнулась я елейно, — за то, что вашу родственницу невольно нехорошим словом обидел. Гадалка, это пер… это расчудесно. Вы, Митрофан, черкните пару строк любимой тетушке: так, мол, и так, кузина Гелечка письмецо с оказией доставит, про жизнь свою поведайте.
— Кузина?
— Притворимся ненадолго, что у Захарии Митрофановны кроме племянника еще и племянница имеется, седьмая вода на киселе, но все ж родня. Гадалка! Да к ней в дом наверняка половина города за предсказаниями хаживает. Лучшего места, чтоб осмотреться, и не придумать.
— Может, все-таки кузен, а не кузина? — предложил осторожно Зорин.
— Геля права, — вздохнул шеф, — в этой ситуации девушка вызовет меньше подозрений.
— Солома не врет! — поддержала я. — То есть жребий и судьба.
— Понятно, — закончил совещание Крестовский своим паразитским словечком и поглядел на часы. — Иван, немедленно отправляйся в имперскую канцелярию, там какие-то сверхсекретные документы нас дожидаются. Сам хотел забежать, да не успеваю. Эльдар, знаю, что не по чину, но будь любезен, спустись к дежурному, протелефонируй оттуда в вокзальную управу, пусть выпишут для Евангелины Романовны отдельное купе до Змеевичей. Или можно до самого этого Крыжовеня?
— Разберусь, — махнул рукой Мамаев и вышел за дверь.
Зорин запер шкаф с документами и теперь надевал зимнюю чиновничью шинель, стоя у настенного зеркала.
— Меня у извозчика обожди, — попросил Крестовский, — нам почти по дороге.
— Митрофан, — позвала я, — присаживайтесь поближе, нам с вами долгий разговор предстоит.
— Разработайте легенду, — кивнул шеф, — простенькое что-нибудь, без театральных эффектов. Вы, Губешкин, расскажете все, что о тетушке помните, а вы, Попович…
Чинопочитание во мне очень развито, лишь поэтому я не зарычала на непрошеные советы, а вежливо попрощалась с Иваном. Крестовский вибрировал как железный прут на морозе, с ним такое бывало, если дело спорилось.
