Метро советское, славься!
Сегодня в твоей обители
человека, убитого страстью,
обидели.
24 ноября
Сегодня был в театре, смотрел спектакль Анатолия Васильева «Взрослая дочь молодого человека». Я в восторге. Хочу быть писателем, режиссером, актером. Не просто хочу, а не могу без этого.
Пустые улицы Москвы,
люблю я вас в такое время,
когда фонарь, как глаз совы,
мигает в ночь попеременно.
Я вас люблю за тишину,
за это сердцу однозвучье,
за воздух чистый, без простуд,
за воздух, сотканный из губ,
за случай.
Когда, бессоницей томим,
брожу я меж деревьев рыжих,
пустые улицы Москвы,
мне кажется, что я вас слышу.
Мне кажется, что где-то там
во тьме дворов играет внятно
оркестр незримый до утра,
про то, что так понятно…
Написал песню. Сижу на кухне. Все давно спят. На гитаре поэтому играл тихо-тихо. Сквозь матовое стекло в двери видел, как мама подошла, постояла немного и ушла в спальню…
25 ноября
Вечером сел за фортепиано, решил вспомнить то, что играл на экзамене в восьмом классе, «Лунную сонату» Бетховена. Вадика все хвалят, он прилежный. Он усидчивый, я не усидчивый. А в восьмой класс (про который говорят «для особо одаренных» или для тех, кто хочет продолжать музыкальную карьеру) почему-то меня взяли, а не Вадика. Надо, конечно, почаще садиться за инструмент, а то забываю тебя, старый приятель, изменяю тебе с гитарой.
Однажды к нам в музыкальную школу № 1 им. С. Прокофьева, где преподает мама, приезжал Святослав Рихтер. Невозможно было оторваться от его рук. Я смотрел на его пальцы. Он играл мощно, стремительно и вместе с тем как-то необычайно легко. Рядом сидели Вадик, мама, все педагоги музыкальной школы, а как будто в зале сидел один человек. Мы все были совершенно ошеломлены. Наверно, вот такие впечатления формируют человека. Чайковский говорил: «Вдохновение — это такая гостья, которая не любит посещать ленивых». Я думаю, он говорил о внутренней дисциплине. О том, что композитор каждый день должен брать в руки нотную бумагу, перо и писать, не дожидаясь вдохновения. Вот сижу, жду, когда придет мое вдохновение. Не приходит.
Я сижу. Я полон впечатлений,
и ноль-ноль пятнадцать на часах.
Муза не садится на колени.
Может, потому, что я в трусах?
17 декабря
Суббота. Сегодня днем папа сказал, что будем смотреть видеопленки, которые он снимал летом в Паланге. Уже вечер. Наконец, папа кричит очень торжественно и взволновано: «Идите сюда! Анечка, закрой, пожалуйста, шторы». Затем вешает на карниз маленький экран: «Прошу всех садиться». Я, Вадик, мама и Слава садимся на диван. На столе куча пленок, папа нанизывает на проектор одну бобину, другую, затем протягивает пленку между ними, выключает свет и включает проектор. На белом экране появляются черные полоски, извиваются, двигаются вниз, наконец, появляется мама в цветном брючном костюме с зонтиком. Она идет на камеру и посылает воздушные поцелуи. Внезапно пленка обрывается. Папа говорит: «Одну секундочку!» Включает свет, макает кисточку в клей, склеивает оборванные концы пленки и вставляет ее обратно. «Пожалуйста, выключите свет», — вдохновенно говорит он. И вот уже папа с мамой бегут по пляжу, взявшись за руки, вбегают в море, хохочут, папа целует маму. Они в резиновых шапочках. Пленка рвется. «Да что такое?» — говорит папа. Вновь зажигает свет, склеивает пленку, вновь вставляет в проектор. Такой вот киновечер.
