Боевой 1918 год | страница 18



– А-а! Тварь! Хер мне тут свой демонстрируешь! Ну я тебе…

После чего, быстро открыл ящик стола и надевая на руку кастет (кастет??!) буквально прыгнул ко мне.

Ну, что сказать. Пришел в себя я уже в камере, лежа на широкой лавке. Глаза почти не открывались и тупо болело все тело. Там ведь, не один носитель золотых погон меня обрабатывал. Сержант, тоже, принял весьма деятельное участие…

В этот момент, (видно заметив, что я начал поворачивать голову) сбоку раздался голос:

– Что, болезный? Пришел в себя? На вот – попей.

И мне в губы ткнулся холодный край металлической кружки. Попил, после чего сильно потянуло в сон. Я и не сопротивлялся.

Когда проснулся, чувствовал себя несравненно лучше. И глаза открылись и тулово не болело. Сел на лавке. Огляделся. За окном была ночь, лишь лунный свет, льющийся из зарешеченного окна, позволял понять, что со зрением у меня все в порядке. А вокруг спали люди. Количество народу определить было невозможно – все пряталось во тьме. Но немало, так как храп стоял солидный. Еще, присутствовал тяжелый дух немытых тел, вкупе с грязными носками. Хотя, в данном случае, наверное, все-таки портянками.

Так, прислушиваясь и принюхиваясь осторожно встал. Хм. Не больно. Наклонился влево-вправо. Поприседал. Не больно! Блин! Скажу больше! Я себя настолько хорошо, очень давно не чувствовал! И тело уже не как чужое, а вполне нормально ощущается. Весь в надеждах решил протестировать речь:

– Овеа… оверка…П-п. Пр-р-ровека…

Ура! Почти получилось! Заработало! Продолжим:

– Ас, аз, раз. Раз, ва. Раз, два, три!

В этот момент, меня прервали. С соседней лавки, приподнялась еле различимая в темноте фигура и знакомым голосом прошептала:

– О! Ты уже стоять можешь? А мы думали, что дня три пластом пролежишь. Уж очень сильно тебя побили.

Ха, по ходу это тот человек, что меня водой поил. Душевный. Сострадательный. Поэтому, ответил со всем вежеством:

– Огу. Олько оворю ы-ы есе похо.

Собеседник глухо выругался:

– Вот сволочи, так измордовать пожилого человека, что он аж разговаривать с трудом может. Ни стыда, ни совести у них нет.

После чего, немного помолчав, спросил:

– А за что тебя так?

Я хмыкнул:

– За то, что оказал, что не шит. Э-э… не ж-жид.

Не! Мне прямо нравится этот мощный прогресс в устной речи. Глядишь через часик уже вовсю болтать смогу! Тьфу – тьфу чтобы не сглазить. А мужик пытающийся переварить мои слова решил уточнить:

– Это как – показал?

Я продемонстрировал. Сокамерник, пару секунд непонимающе приглядывался, потом чиркнул спичкой и, сдерживая рвущийся смех, прохрюкал: