— Привет! Мужик есть?
Недовольный взгляд сменился удивленным. А еще через минуту баба сменилась мужиком. Глядя на него, такого же заспанного, Парамонов, лишь слегка перефразировав себя же самого, задал примерно тот же вопрос:
— Привет! Болгарка есть?
— Нахрена? — ошалело спросил сосед, почесывая волосатое плечо.
— Дверь в чужую квартиру вскрыть!
— Совсем охренел?
— Да заливают меня, а там нет никого! — почти взревел Парамонов.
Результатом его рева послужил пятиминутный поиск болгарки с результатом в виде радостного соседского возгласа: «Нашлась, родимая!», десятиминутная возня с дверью. И, в конце концов, доступ в чужую квартиру, в ванной которой прорвало трубу. Да так прорвало, что вода под ванной хлестала во все стороны.
Учась довольствоваться малым, во всем этом Парамонов все же нашел целых два положительных момента. Во-первых, утро в кои-то веки действительно вышло бодреньким. А во-вторых, он совсем забыл про похмелье.
* * *
Когда заруливали на перрон, начался обещанный дождь. Ксения привычно обменивалась служебными фразами с диспетчером, охватывая взглядом замирающие приборы. Еще немного, и двигатели замолчат на несколько часов, пассажиры сплоченным потоком рассядутся по автобусам, а сам лайнер отдаст себя в руки инженерному составу.
Игорь поднялся первым. Будто невзначай коснулся пальцами ее ладони. Ксения промолчала. Тоже встала и принялась собирать журналы и документы для сдачи, чувствуя на себе его взгляд.
И в который раз недоумевала, что может быть двусмысленного в слове «нет»? В одном Ксения была уверена абсолютно: она никогда не давала ни малейшего повода.
Они летали вместе уже почти два года. Вопреки принятому, как и в большинстве компаний, порядку, в экипаже ее закрепили с самого начала. Сначала на испытательный срок. Потом опыта набираться. Потом все так и осталось, не сдвинувшись. Еще в самом начале в их рейсах перестала мелькать бортпроводница Леночка. Милейшая нимфа с белокурыми локонами и глазами небесной чистоты. Тогда Ксении рассказывали, что нимфа была преданно влюблена в командира, в то время как сам Игорь не брезговал ее преданностью во время ночлегов вдали от дома между полетами.
Наверное, это удобно — снять напряжение тем, что всегда под рукой, не озадачиваясь ничем «высоким». И потому Басаргиной было особенно непонятно, с чего вдруг Игорь стал проявлять интерес к ней самой. Более того, умудрившись однажды даже замахнуться на ухаживания — не иначе, как счел это безошибочным маневром. В его понимании в тот день все складывалось наилучшим образом.
