— Я тоже по нему скучаю, — выдохнул Денис. — Но если у тебя с этим твоим… все хорошо… Ксюш, я очень хочу, чтобы было хорошо! И когда вернусь, познакомиться… тоже хочу. Может, буду как мать… в восторге.
— Ты в Египте решил ориентацию сменить?
— Ну тебя! Дура! Я ей о высоком, а она…
Ксения помолчала. А когда заговорила, голос звучал негромко и очень спокойно.
— Знаешь, Динь, у меня и без того много высокого. Каждый рейс.
— Понял, больше не лезу.
— Да ладно! Возвращайся быстрее. Чего тебя вообще туда понесло?
— То есть допустить, что я отрываюсь, — ваще никак?
— Ладно, ладно… Поняла. Больше не лезу, — улыбнулась Ксения.
— Ксюх, я тебя люблю.
— Вот попробовал бы ты меня не любить!
— Надеюсь, ты видишь, как я показываю тебе язык.
— Пока-пока, чудовище заморское! — проворковала она и отключилась.
Кинула телефон рядом и, снова забравшись под одеяло, принялась ряд за рядом распускать нить своего разговора с братом.
Как он сказал? «Если у тебя хорошо…»
Она не может отказаться от человека, который делает ее слабой. Это хорошо?
Не может, потому что не хочет.
Привыкла — к его присутствию, особенному юмору, абсолютной уверенности, что он рядом. Забросила учебу — редкие попытки открывать учебники не в счет. Не помнила, когда последний раз была в бассейне. Даже Фриз, не предпринявший никаких действий после потасовки на парковке у терминала, не удивил. Она просто продолжала делать свою работу без обязательного еще недавно анализа каждого своего и чужого действия. Возвращаться домой и вглядываться в его окна.
«Это серьезно?..»
Нет! И у Глеба тоже нет! Иначе зачем бы ему приходить после того, как она сказала о себе? Об Иване. Он принял условия — твердила она, глядя в потолок. Мы взрослые люди — повторяла, как заговор, уткнувшись в подушку.
И чувствовала свой позабытый сон. Рука, большая, тяжелая, совсем не такая, как у Глеба, проводит по волосам, гладит по голове, накручивает на палец локон. И голос — голос Ивана — серьезный, основательный, тихий.
Я люблю тебя.
Я всегда буду любить тебя.
Слышишь?
Ксения громко всхлипнула и проснулась. Посмотрела на трубку, лежащую рядом. Протяни руку, выбери номер. Вечером, поднимаясь к себе, она была уверена, что утром позвонит Глебу и позовет его на завтрак. Просто завтрак. На халяву — улыбалась она, открывая дверь.
Забылась, заигралась, занесло.
«Тормоза отпусти…»
Успеть бы затормозить! Завтраки не входят в ее распорядок.
* * *
Ее распорядок — точный, выверенный, определенный, без эмоций и вероятностей — медленно шел трещинами. Ксения их замечала. Это вносило дисбаланс в ее устоявшуюся жизнь. И недовольство. Собой, родителями, братом. Понимала, что до теории заговора им далеко. И все же всерьез боялась, что близкие люди, уверенные в ее одиночестве и несчастливости, знают грандиозный способ спасения и будут всеми правдами и неправдами его осуществлять. Если уж даже Денис перекочевал по другую сторону баррикад. Денис — единственный, кто понимал и принимал выбор сестры. Никогда не лез в душу, прикрываясь благими намерениями, но оставляя за ней право самой решать — отказаться от прошлого или хранить о нем память.
