И тогда оказалось, что он до черта скучает по дому, утопавшему в яблонях. И по Лорке, носившемуся среди деревьев. И по той мучительной, но в чем-то замечательной жизни, которая была у него до. До трухи. До плесени. До пепла.
Он бродил по комнатам – из одной в другую, рассматривая, как и чем теперь жила Людмила Мирошниченко. И периодически останавливался, чтобы поднять очередную вещь, оказавшуюся не на своем месте. В спальне – развороченная постель. И стакан на полу у кровати, наполовину наполненный виски. Иван наклонился, поднял и поморщился. Резкий запах спиртного ударил по ноздрям.
Не выпуская его из рук, он подошел к окну и дернул форточку с мыслью о том, что неплохо бы и проветрить. И снова слушал дождь, уныло изливающий ему свою печаль. Они оба с ним потерялись в самом лучшем городе, где пахнет морем. А небо все-таки затянуло – и, может быть, это они с дождем нашлись друг у друга, а потерялось солнце.
Мирош пригубил виски и усмехнулся. В ушах все еще звучал злой материнский смех, который не выдрал из головы ни шум улицы, ни грубый голос шофера такси, кажется, не узнавшего его, ни песни, вырывавшиеся из динамиков в машине. А сейчас, в тишине, сквозь стук капель, этот смех проступал особенно явственно – узором на стекле, неровным рисунком осцилограммы. Колебаниями звуковых волн.
Иван нашарил в кармане телефон, влез в браузер. Пару номеров клининговых фирм выбрать определенно стоило. Искать, кто убирается у матери, ему сейчас было некогда. И всего одним звонком он закрыл эту брешь в своем плане дальнейших действий.
После чего приступил ко второму пункту. Кухня. Тумбочка. Холодильник. Стол. Улов был неплох. Пара бутылок вина. И шампанское – Дом Периньон Винтаж 2009 года. Бухать – так с помпой. Впрочем, стоило отдать Миле должное – бутылка была нетронута. Даже неоткупорена. Взвесив ее в руке, Иван усмехнулся – шесть штук в раковину, или сколько оно там стоит теперь?
Впрочем, сомневался он недолго. Раскрыл окно и здесь. Включил воду. И одно за другим вылил все вино, найденное на кухне. И вискарь из стакана. Потом отправился в гостиную, в предвкушении потирая руки – здесь был мини-бар. Видимо, самое дорогое, что имелось в доме. Отец напитки коллекционировал. Мать – пила. Черт его знает, кто из них использовал их по истинному назначению.
Но не успел он дойти до небольшого шкафчика, в котором за стеклянным дверцами одиноко стояли несколько бутылок разной степени наполненности, как замер, вперившись взглядом в широкий подоконник, используемый как столик. Впрочем, хрена как столик. Как алтарь.
