- Вы решили остаться? – был первый вопрос, заданный ею вместо приветствия.
- Задержаться, - поправил Юбер. - А вы не захотели притворяться, будто не знаете меня.
- Не вижу смысла, для чего мне это нужно. Скорее вы не захотели притвориться.
- Да мне-то подавно незачем.
- От вас отвратительно пахнет.
- Смолой. В окопах и лагерях – вонь похуже. И то привыкаешь.
- Доводилось?
Лионец пожал плечами и улыбнулся. Улыбнулась и она в ответ. А потом вдруг проговорила – будто бы поддалась порыву, которому противилась, пытаясь это скрыть, но не имея умения скрывать:
- У меня сегодня свободный вечер. Могу устроить вам горячую ванну. Хотите?
- А вам самой этого хочется?
Он глянул на нее, его крупный рот чуть изогнулся в улыбке. Она едва заметно перевела дыхание, решаясь. А потом кивнула. Так Юбер появился в ее квартире, где чисто и где постель пахнет вереском от маленьких букетиков, разложенных в шкафчиках среди белья и одежды. Откуда ему было знать, что «отмывая» его, отмывается и она. Быть грязной – удовольствие малоприятное. Но, в конце концов, Аньес сама его выбрала. Не потому что он был нужен ей в достижении цели. Не потому что требовал ее тела в плату за помощь. А потому что она нуждалась хоть в ком-нибудь, чтобы продлить иллюзию собственной свободы, которой давно уже не было.
Эти отношения были тем более странными, что оба понимали – долго такое не протянется.
Ей надоест.
Ему надоест.
И без того заигрались до самого начала зимы, когда у строителей замирала работа, и временные решения переставали действовать.
Репортажи мадам де Брольи к тому времени начинали печатать, пусть не на первых полосах, но все же. Того, что она попросту хороший фотограф, никак не отнять. Но и ее владение словом оставляло далеко позади многих, с кем в ту пору ей доводилось сотрудничать в «Moi, partout». Ее сторонились. Делали вид, что не замечают. Слишком хорошо знали ее историю. Все никак не могли забыть. Не давали себе труда забыть. Быть может, если бы у них с матерью отняли все состояние, было бы проще. Или проще было бы отдать жизнь, чтобы вымолить прощение за грехи, которых не совершала?
На ферме не хватало рук. Их дом обходили стороной, оставались лишь старые работники, которых не пришибло войной. Молодые, здоровые, сильные заглянуть могли лишь от безысходности. Но не бывает безысходности у молодости и силы. Ладно, пусть теперь зима, но если и следующий год пройдет так же, то они могут потерять даже Тур-тан.
