Полина замялась, вслед за матерью потянувшись за конфетами.
— Мы, как бы, и выедем… — проговорила она наконец.
— Даже так? — вскинула изящные брови Татьяна Витальевна.
— Чего ты удивляешься?
— Нет, ничего… Ты не забудь предупредить, если он тебя замуж позовет, ладно?
— Я не собираюсь замуж, — хмыкнула Полька. — Не сейчас. Вот академию закончу…
— Во заливает! Прям как мой придурок, — выдала свою критическую оценку Галка, отвлекшись от процесса покрытия горбушки маслом. Галкин сын был ее главной болью. Мужику под сорок — все один. Если она и надеялась на внуков, то «хоть Таниных от Польки». Потому и продолжила увещевать: — Девушке главное замуж удачно выйти, Плюшка. Потом уже академии всякие. Но чтоб семья.
— Угу, — проворчала мать, — а потом стоять у плиты до конца жизни.
— Ой, ой! Я готовку люблю!
Татьяна Витальевна довольно зажмурила глаза и отпила чай из чашки.
— И это тоже самореализация, — сообщила она авторитетным тоном.
— Да выйду я замуж, — фыркнула Полька в сторону Галины. — Стас сказал, платье в Милане закажем. Вот!
Повисло молчание. Кухарка замерла, удерживая не донесенный до стола нож. Мать резко перевела взгляд на дочь. Рассматривала ее несколько секунд, пока не спросила с непонятно откуда взявшимися уставшими нотками:
— А поближе никак?
— Ма-а-ам, это ж только платье. Какая разница?
— Вот именно потому, что разницы никакой, не вижу преимущества миланских портних, над одесскими или там… николаевскими… Черт! — Татьяна Витальевна сняла очки и бросила их на стол, не обращая внимания на притихшую Галку, которая при всей своей массе резко слилась с окружающей средой, подобно хамелеону, с перепугу изменившему окрас. — У вас со Стасом настолько серьезно, что вы обсуждаете платья?
— У него статус. А у меня… — Полина что-то поискала на потолке, но определенно не нашла. Вернулась взглядом к родственницам — по крови и названным — и продолжила: — А у меня мечты.
— Ты сейчас о каких мечтах говоришь, Плюш? О платье или о мужчине?
— Мужчина у меня есть, а платье будет. Ну вот чего вы, а?! — Полина нахмурилась и обиженно откусила пирожок.
— Ничего, — привычно отмахнулась мать. — Мужчина, статус, Милан… Тебе двадцать лет, и ты студентка музыкальной академии. Почему, например, на юридический не пошла? Если статус?
— Так статус у Стаса, а не у меня! Зачем мне юридический?
— Действительно незачем. Впрочем, мне интереснее, зачем тебе Стас. На сколько он тебя старше? Лет на пятнадцать?
— На двенадцать, — буркнула дочь.
