В комнату торопливо вошел мальчик… Нет, кажется, не мальчик — уже почти совсем юноша. Ему было лет четырнадцать, уж никак не меньше. И это тоже больно резануло по сердцу. Но было что-то еще, в его наружности, что-то мимолетное, ускользающее, что заставляло душу его натягиваться струной и едва ли не вибрировать от этого натяжения. Красивый мальчишка. Вероятно, он сейчас шел в рост, поскольку был уже выше матери, а штанины брюк показались Николаю коротковатыми. Худощавый, с длинными ногами, как у кузнечика. Волосы рыжие, гораздо ярче материнских, каштановых. Но самое удивительное глаза — яркие, зеленые, невероятно светлые, смотревшие на незнакомца недоуменно и пытливо. У Клэр взгляд был, как коньяк или янтарь. Совсем другой взгляд.
Клара вырвала свою ладонь из рук Николя и поспешно подошла к сыну. На минуту замерла, потом порывисто прижала его к себе и быстро отпустила, зная, что сейчас услышит его досадливое:
— Ну, мааам!
Она коротко поцеловала его в щеку и, взяв за руку, подвела к Николаю.
— Познакомься, Ноэль! Это мой давний знакомый, профессор истории мистер Авершин, — и, счастливо улыбаясь, посмотрела на «месье магистра»: — Мой сын Ноэль…
— Добрый день, мистер Авершин, — раздался смешной, ломающийся юношеский голос.
— Здравствуйте, Ноэль, — с улыбкой поздоровался Николай, протянув руку для пожатия и лихорадочно соображая, о чем говорить с подростком… с сыном женщины, которую он любил всю жизнь. — Миссис Уилсон утверждает, что вы — большой любитель истории?
Ноэль пожал протянутую ему руку, и вдруг его глаза радостно загорелись, как было свойственно матери.
— Вы тот самый профессор Авершин? — не веря себе, переспросил он и бросил обиженный взгляд на Клэр. — Мама никогда не говорила… Я читал вашу статью в берлинском Zeitschrift fur agyptische Sprache… «Основные грамматические категории среднеегипетских глаголов»
Николай растерянно, почти беспомощно посмотрел на Клэр. Так, будто она могла подсказать ему, что говорить этому незнакомому мальчику, который смотрел на него с таким восхищением. И что делать с тем странным чувством, закравшимся куда-то в самую его суть — чувством сродни все тому же восхищению, что он теперь читал в глазах Ноэля. Понимание того, что вот этот мальчик — ее сын, плоть от ее плоти, сделалось теперь определяющим. Удивительный мальчик. Сын удивительной женщины.
— Я рад, что вам понравилась моя статья, — наконец, ответил Николай, сразу заговорив с ним как с равным, как со взрослым. — Если хотите, могу прислать еще несколько франкоязычных журналов, которые будут вам небезынтересны.
