— А как ты себе представляешь, чтобы я не пришел? — приподняв бровь, ответил он вопросом на вопрос. — Упустить возможность повидаться с тобой, пока я еще здесь? Я похож на непроходимого тупицу?
— Ты никогда не был тупицей, месье магистр, — усмехнулась она.
— Месье профессор, — с улыбкой поправил он ее. — Между войнами я успевал заниматься наукой.
— Ты воевал? — выдохнула она.
— Да.
Николай придвинул к себе пепельницу и снова достал сигареты. Она не любила запаха табака, но никогда раньше не возражала, когда он курил. Пятнадцать лет назад. Потом жестом подозвал к себе официанта и попросил меню. Его короткое «да» не позволило ей задать следующий вопрос. Словно она всегда знала, что он не станет об этом говорить. И отвернулась к окну.
— Кофе? — скорее утвердил он, чем спросил. — К кофе что-нибудь?
— Я не ем сладкого, — отказалась Клара.
— С каких это пор? — хохотнул Николай. — Помнится, Клэр дю Вириль была редкостной сластеной.
— Некоторые вещи меняются, — она повернулась к нему.
И вдруг заметила седину, тронувшую его волосы. Морщинки вокруг глаз и вдоль лба. И глаза. Они стали другими. Не такими, какими она помнила их все эти пятнадцать лет. Какими она видела их все эти пятнадцать лет.
— Изменения — это решительно нормально. Как бы больно ни было это признавать, — к ним снова подошел официант, и Николай, не отводя взгляда от Клэр, четко произнес: — Два черных кофе и две порции блинчиков с шоколадом, пожалуйста.
Она слабо улыбнулась.
— Ты, наверное, думаешь, зачем я тебя позвала?
— Думаю? Ты мне льстишь. Однажды я очень хорошо усвоил, что там, где дело касается одной французской актрисы, я теряю эту способность.
Он откинулся на спинку стула и затянулся сигаретой. Потом неторопливо струсил пепел в пепельницу и добавил уже серьезно:
— Я не знаю, зачем ты меня позвала. Но отчего-то мне это показалось закономерным. И да, мне хотелось бы узнать, что тебя подвигло написать эту записку.
Клара улыбнулась своей самой восхитительной улыбкой. Генри прав. Она не более, чем неплохая актриса, которая часто путает жизнь и сцену. И путает других.
— А я и сама не знаю. Утром я встала с мыслью, что хочу увидеть тебя. Вчера мне показалось, что я должна попросить у тебя прощения. Тогда, пятнадцать лет назад, ты, вероятно, все принял слишком близко к сердцу. Глупая французская актриса ввела тебя в заблуждение. Прости меня, это вышло невольно.
Если бы можно было улыбнуться еще ослепительнее, она бы это сделала, в то время как с бо́льшим удовольствием закатила бы сейчас истерику. Кому? Себе самой. Потому что злится она на себя, а бьет его.
