Она снова запустила руку в сундук и вытащила другой флакон.
– Держите. – Крылан слегка оторопел, но принял хрупкую стеклянную бутылочку с густой темно-коричневой жидкостью безропотно, не задавая лишних вопросов. – Если что-то пойдет не так… если вы увидите, что вашему другу не становится лучше… заставьте меня это выпить. Одного глотка достаточно. Заставьте, даже если я стану сопротивляться.
Человек-птица кивнул.
Каждое слово, каждое движение отнимало силы. Эсме подошла к столу, приподняла лохмотья, в которые превратились куртка и рубашка незнакомца, и поняла, отчего Плетельщик узлов и крылан так беспокоились о нем: лицо и грудь моряка покрывала корка запекшейся крови, а его правую руку явно попытался оторвать или отгрызть какой-то большой зверь… и почти преуспел. Кто-то перетянул страшную рану жгутом чуть выше локтя. Друг Плетельщика мог умереть от потери крови или потерять руку. Но этого, конечно, не случится. Она ему поможет.
А Эльга-Заступница поможет ей.
Взрыв.
Эсме попала не во тьму, а в самый центр пламенного вихря, и, на мгновение позабыв о собственной бестелесности, ощутила страшную боль. Об этом ей раньше доводилось лишь читать в книгах, потому что магусы никогда не приходили к Велину с просьбой об исцелении.
Мерзавец, лживая тварь, сородич вероломного Эйдела Аквилы…
Нет. Нет-нет-нет. Велин говорил, что все люди – просто цветы во мраке, и был прав. У гроганов сердце-суть желтого цвета, у людей – белого, у магусов, как она теперь убедилась, – бледно-лилового. Но сам по себе цветок души хрупок и беззащитен, как бы ни выглядел содержащий его сосуд. Она целитель. Ее долг – исцелять, шить, восстанавливать разрушенное.
Ведь ни одна живая тварь не заслуживает боли и страданий.
Она превратила свои пальцы в иглы и подготовила нить, а потом вдруг ощутила чье-то постороннее присутствие. Вот об этом в книгах не писали, и Велин ей не раз повторял, что целитель и пациент всегда остаются наедине. Даже когда он сам наблюдал за работой ученицы, она его не чувствовала, и он не смог бы вмешаться, случись что-нибудь нехорошее. Теперь же все было по-другому. Кто-то следил за ней, кто-то находился рядом. Сосредоточившись на странном ощущении, она поняла, что наблюдатель – не человек и не магус. Его присутствие было рассеяно во тьме, и, как Эсме ни старалась понять, где он, все время получалось, что чужак смотрит ей в затылок. От этого она начинала ощущать собственное тело, делалась слишком тяжелой для эфемерного мира сердце-сути, снова теряла контроль над собой.
