Эсме глотнула «крови мерра», закрыла глаза и протянула руки к раненому.
Когда реальный мир отступал и открывалась дорога в то место, которое целители называли сердце-сутью, каждый из них видел что-то свое. Велин рассказывал ей о длинных полосах разноцветной ткани, которые нужно было штопать и зашивать, но сам, впервые уп́омянув о цветах во мраке, невольно придал воплощению ее целительского дара другой образ. Там, куда она попадала, царствовала безграничная тьма, и посреди тьмы рос одинокий цветок, словно бросая вызов пустоте. Желтые цветы сердце-сути гроганов казались до смешного безобидными по сравнению с их грозной внешностью.
У того цветка, что распустился перед ней сейчас, некоторые лепестки были изломаны, их края стремительно высыхали. Эсме ринулась вперед, и ее пальцы превратились в иглы, а то, что она черпала из целительского источника в своей душе, – в нить.
Она начала шить.
Это было ее долгом, ее призванием – шить, восстанавливая разрушенное.
Когда целительница открыла глаза, над ней нависала поросшая черной шерстью физиономия с красными глазами под выступающими надбровными дугами и с клыками, словно созданными для того, чтобы рвать глотки врагам. Исцеленный гроган обнюхивал ее лицо, посапывая. Она обернулась в поисках Кайо:
– Этот готов. Где остальные двое?
Эсме не видела лица надсмотрщика – он казался черным силуэтом на фоне дверного проема, – но почувствовала в его позе странное напряжение, которого не было до того, как она погрузилась в целительский транс.
– К кракену тех двоих, и так очухаются. Этот дурной фрегат только что придавил еще пятерых, – сказал Кайо. В его голосе звучала досада. – Я… ох, даже не знаю… Ты, конечно, не осилишь стольких тварей зараз, так что пойду-ка я искать другого цели…
– Давайте сюда всех, – перебила Эсме. – Я справлюсь.
Он на миг застыл, а потом махнул рукой кому-то снаружи.
Через минуту в барак одного за другим начали заносить раненых.
Со второго раза фрегату удалось куда сильнее навредить косматым созданиям. Все пятеро пострадали очень серьезно: у одного были сломаны обе ноги, другому сплющило грудную клетку, еще у двоих оказались до живого мяса ободраны спины. Эсме машинально вытащила из кармана флакон с «кровью мерра», отпила немного, потом взглянула на последнего грогана – и осушила все до дна.
У несчастной твари был сломан позвоночник.
Усталость тела не имеет ничего общего с усталостью души. Исцелив последнего пациента, Эсме почувствовала себя кувшином, из которого вылили всю воду.
