Потому что видел ваши лица и знаю. Знаю, что иногда добру не всегда по пути с истиной. Знаю, что иногда добро выше, чем истина. Я знаю.
Он замолчал, но так и не открыл глаза. Казалось, щеки его приобрели желтоватый оттенок. Вайос посмотрел на нас, стиснул губы и покачал головой. Забрал стакан, стоящий перед адмиралом, поставил на край стола и сделал знак Сатанасу. Сатанас вышел из-за стойки и поднял стул, который опрокинул Ираклис, а затем подошел к нам, обгрызая баранье ребрышко.
– Да что с вами каждый вечер происходит, пи**оболы, – сказал он. – У вас, что, своих домов нет?
Адмирал приподнял голову и взглянул на него. Беки его затрепетали, как у испуганного животного.
– Еще пол-литра неси, – выдохнул он. – И парням – что они там пьют. И закуску какую-нибудь.
Сатанас отбросил косточку, вдохнул побольше воздуха и тяжело оперся на стул адмирала.
– Какие закуски господа желают? Есть яйца гавроса, фаршированные диким рисом, и крокодильи стейки саганаки с четырьмя видами сыра. Или, может, предпочтете десерт? Я приготовил особое сливочное мороженое из молока кенгуру с сиропом из лесных ягод.
Он бросил на нас косой взгляд, а затем посмотрел на адмирала, который снова сник. Схватил того под руки и резко дернул со стула.
– Забирайте его и уходите отсюда, – отчеканил он. – Быстро. На улицу. На улицу пошли, вам говорю.
Стоя в дверях, он окликнул нас, и мы оглянулись.
– И послушайте. Позовите и меня разок в это ваше имение повеселиться, ладно? Я бы и в бассейне поплавал. Будь здоров, Павлаки, незримый грабитель банков. Так, я жду приглашения, договорились? Ты только посмотри на них. Посмотри на эти физии, вынь да положь им виллы и бассейны. Он прямо большая шишка. Да и вы тоже хороши.
Вчера утром мы обнаружили кошку Мао – ее повесили на шелковице прямо напротив его дома. Задние лапы связали проводом, а в глаза насыпали соли. Вся в крови. Когтями выцарапала себе глаза. Когда мы ее нашли, кровь на тротуаре под ней уже высохла, а мухи объели полголовы. Вонь стояла нестерпимая.
Мы стояли подле нее и смотрели – молча. Только глухонемой пытался что-то сказать, размахивая руками, но, поняв, что никто не обращает на него внимания, ушел.
Михалис снял кошку с дерева, завернул в газету и пошел на стройплощадку за церковью Святой Ксении.
Когда люди разошлись, мать Михалиса вынесла ведро и губку и принялась оттирать кровь с тротуара. И что-то бормотала себе под нос, то и дело вытирая глаза рукавом кофты.
